Памяти родителей моих
Веры Петровны и Ильи Яковлевича Гурджи
посвящаю
КЛЯТВА
Где скалы нависли, как бремя,
И в море их тени легли,
Негласно, забытое всеми,
Ютится древнейшее племя
Загадкою Крымской земли.
Писа́тро, Пури́м, Ачкина́зи,
Гурджи́, Мизрахи́, Чапичо́… —
Фамилии всей Евроазии
Сплелись в небывалой фантазии —
Где встретишь такое ещё?
Никто вам не скажет, откуда
Такая в них пёстрая смесь —
Природы ль капризное чудо,
Смешенье ль вселенского люда,
Ладьи швартовавшего здесь?..
Умчало и спрятало море
Легенду и правду о них
Чей взгляд так пронзительно чёрен,
И нем, и глубок, будто горе
В глазах притаилось больших.
Их губы в печальной улыбке
Всегда первозданно свежи,
Тела и движения гибки,
Их голос – подобие скрипки,
Слова и сужденья – ножи!
Вразлёт соболиные брови,
То золото кудри, то ночь…
Склоняюсь я к их изголовью:
Мои они братья по крови —
Я древнего племени дочь.
Постигнув с пелён двуязычье,
Качаясь на той же волне,
Их скромность я чту и величье
И с честью ношу их обличье —
Их песни и плачи – во мне!
Их думы, надежды, страданья,
Любви и отчаянья крик
Не выдадут людям преданья:
Хранит их в суровом молчанье
Неведомый миру язык…
Пусть ноша раздавит мне плечи,
Пусть счёт потеряю годам!
Их песни, что шли издалече,
На гордом, на РУССКОМ наречье
Тебе я, РОССИЯ, отдам!
Виктория Багинская (Гурджи)
МАМИНА ПЕСНЯ НАД КОЛЫБЕЛЬЮ
«…Идите, – сказала женщина благообразного вида, – я посмотрю Вашу малышку». Они ехали вместе от самой Керчи. Мама дала ей годовалую Еву. Потом взяла за руку старшего сыночка, шестилетнего Борю, и вошла в здание вокзала…
Когда они вернулись через 10 минут к тому месту перрона, где оставили свои вещи и маленькую Еву – «доброй» попутчицы не было… Раздался свисток – поезд тронулся и стал набирать скорость… Вслед за уходящими вагонами бежала мама с душераздирающим криком… Это был 1921 год. Страшное время. Голод погнал многих на благодатные земли Кубани. В Крыму свирепствовала ещё и эпидемия холеры. Отец уехал на заработки (ему повезло: он устроился в Краснодаре в «Коллективе безработных обувщиков», где сапожники делились между собой полученными заказами) и звал теперь всю семью… Семья навсегда оставляла Крым…
Мама ехала с двумя детьми… Еву украли на вокзале в Ростове… Не будь у малышки великолепных, запоминающихся золотисто-каштановых пышных кудрей, мама так и не нашла бы свою крохотную дочь. Изо всех сил мама бежала вслед за уходящими вагонами и исступленно кричала. В окне одного из вагонов она увидела золотистую головку Евы. Люди поняли, отняли ребёнка, остановили состав, вернули маме её дитя…
Только теперь, крепко прижимая девочку к груди, мама вспомнила о старшем сыне – Борисе, оставленном ею на перроне…
Вот так мои родители перебрались на Кубань. Нас – младших – ещё не было. Все мы родились здесь и живём в Краснодаре всю жизнь.
Но не исчез, не высох в нашей семье родник родной речи. Все мы с младенческих лет владеем двумя родными языками: русским и крымчакским. По национальности я – крымчачка. Крымчаки – древняя, очень малочисленная никем не изученная тюркоязычная народность Крыма. Нас всего в мире около пятисот человек (в том числе в Крыму – на исторической родине – 204 человека).
Когда в 1983 году мы побывали на встрече с крымчаками – ветеранами Великой Отечественной войны, всех присутствующих поразило наше отличное знание крымчакского языка и фольклора, которые так бережно сумела сохранить наша семья, живя далеко от Крымской земли. Тем более что мы в Крыму никогда не жили. «Это – как не тронутый временем живой островок», – говорили ветераны. Песни, пословицы, поговорки, притчи крымчаков сохранились у нас в своей первозданной красоте…
Об одной из песен, о той, которую мама пела над нашей колыбелью, хочу сказать подробнее.
Но сначала об уроке «Мамина колыбельная»…
…Наш
