да, – невнятно промямлил он и поднял на меня подёрнутые розовой алкогольной влагой глаза. – Будешь?
– Нет.
– Давай, малышка. Хочу, чтобы мы были на одной волне.
– Нет, – повторила я тем же бесстрастным тоном. – И не называй меня малышкой, мне это не нравится.
Какое-то время он буравил моё солнечное сплетение невидящим тяжёлым взглядом, потом сморщился, оскалился:
– А я сказал, будешь. И без разговоров. Хватит строить из себя невесть что.
– Максим, ты не можешь заставлять меня принимать наркотики.
– Кокаин – это не наркотик, милая. Всего лишь стимулятор. Давай-давай, хочу разбудить в тебе мартовскую кошку, хочу почувствовать тебя. Мы чудесно проведём время.
– Ты, кажется, перепутал меня с одной из своих шлюх. Здесь тебе не бордель.
Я сказала просто так, наугад, но, кажется, попала в точку, потому что он не нашёлся, что ответить. Медленно жевал жвачку, перекатывал её во рту. Как будто голова его была слишком тяжёлой для того чтобы держать её ровно, смотрел на меня исподлобья. Я пыталась выдержать его взгляд, словно моя жизнь зависела от того, справлюсь я или нет, казалось, если я дрогну, он сорвётся с места и вцепится мне в глотку. И вдруг я разглядела что-то очень страшное в тёмной глубине его зрачков. Меня как будто на секунду засосало внутрь него, и там мне пришлось столкнуться с жестоким и бесчеловечным демоном. Тело сковал холод. Я почувствовала себя как на допросе, не хватало только яркой лампы, развёрнутой прямо в лицо.
– Я знаю, почему ты отказываешься, – заговорил наконец Максим. – Боишься, что язык развяжется, боишься наговорить лишнего. На некоторых кокс действует именно так, может, это твой случай? Не вижу других причин кобениться. Боишься разболтать немножко правды, ммм?
Я разжала челюсти и сказала небрежно:
– Я ничего не боюсь, просто я не употребляю…
– А что, – перебил он меня грозным рыком, – если бы завтра ты очнулась не у себя дома, а в одном из подвалов Лубянки?
Во мне вспыхнула знакомая злость. Она означала, что я напугана до крайности. Всегда злюсь, когда мне страшно.
– И что бы я там делала? – спросила я ледяным тоном.
– Сидела бы, накачанная пентоталом натрия, отвечала бы на разные вопросы.
– Что это такое?
– Такой специальный укольчик, – ощерился Максим. – Под ним сложно молчать о том, что думаешь, и о том, что знаешь. Поют как птицы, самозабвенно, вытянув шею и запрокинув голову. Просто потрясающе. Ну что, милая, прокатимся завтра?
Хорошо, что мои руки лежали на коленях под столом, их колотила сильная дрожь. Плохо, что под стол нельзя было спрятать и лицо, приходилось за ним следить.
– Куда? – выдавила я.
– Ко мне на работу.
– Хочешь накачать меня какой-то химией?
Максим повёл плечом, будто предоставляя мне самой решить, что именно он имеет в виду.
– Ты мне не веришь? – спросила я печально.
– Нет.
