стеме Ridero
Предисловие автора
Я писал стихи до двадцати четырёх лет. Все мои поэтические опыты, за исключением нескольких переводов, остались в двадцатом веке и не перешли в век двадцать первый.
Считая себя в первую очередь прозаиком и готовясь к большой писательской славе (ха-ха!), я относился к рифмоплётству несколько пренебрежительно и обращался к нему крайне нерегулярно. В какой-то момент мне пришлось и вовсе усомниться в целесообразности поэтической деятельности, посчитать её нелепым и даже постыдным занятием, нажать на Большие Поэтические Тормоза и никогда не жалеть о том, что больше я не насилую себя поиском рифм и ритмических конструкций. В сознании моём укрепилось понимание о своём поэтическом творчестве как о забавном, но в целом бестолковом периоде жизни.
Однако, переступив рубеж сорокалетия и ведомый странными ностальгическими позывами, я стал раз за разом обращаться к своим поэтическим произведениям и неожиданно для себя обнаружил, что были они вовсе не так уж плохи, как казалось мне порой в прошлом.
Цикл авангардных стихов «Гимны накануне» видится мне сейчас и вовсе чрезвычайно оригинальным и дельным погружением в тёмные пустоты творчества и человеческого сознания. Более традиционный (и более ранний) цикл «Суровый декаданс» при всей его подростковой депрессивности и сюрреалистической напыщенности тоже обладает хорошим и цельным замесом. Любопытными показались мне сейчас и тугой венок сонетов (конструкция собственного изобретения) «Покорение Эдема», и даже написанная в пятнадцатилетнем возрасте поэма «Огненные ночи». В них есть свой сдвиг, своя интонация, своё бурление. Определённое литературное вещество таится и в переводах.
Прекрасно понимая, что никому, по большому счёту, кроме меня самого эта книга не интересна, я всё-таки рискнул оставить в истории робкий электронно-печатный оттиск одного из человеческих сознаний в самый, пожалуй, интересный период его жизни. Этот период – промежуток между детством и взрослой жизнью. Период бурлящий, отчаянный, восторженный. Период, наполненный большими ожиданиями и светлыми, но несбыточными надеждами.
Огненные ночи
Поэма
Я родился
душным вечером,
в обрамлении пальм,
под опахалами евнухов,
Абсолютом благословенный.
И запах падали смутно ощущался в воздухе,
и чёрные птицы
тревожно кружились в небе,
и колкие травы
игриво ласкали тело.
Негритянка – мать моя – заверещала
И, стоя под грозными сводами
Мраморного дворца,
Мутными белками глаз
Взирала на меня печально.
Жаркие ветры зной
несли из пустынь
и, обвевая меня, улетали.
И мир,
этот мрачный,
безумный колосс,
принимая моё крохотное сознание,
оставаясь внешне спокойным,
почти безразличным,
бестрепетным,
совершил вдруг одно колебание
в безднах своей таинственности;
и, почувствовав его,
изведав
страх, бывший тем движением,
осознал я внезапно
и внезапно постигнул
мощь своего величия.
Воздух
обучил меня дыханию,
а земля – движению и покою.
Но суть окружающего не всегда
проявлялась мне отчётливо
и естественно:
часто не мог я понять
структуру сфер и строение
отдельных частей мироздания.
Мне казалось, что они
не соотносятся
с моим существованием
и развитием;
и перестав воспринимать их разумом,
я поглощал эти странные отражения
лишь какими-то
неведомыми чувствами,
что скрывались во мне —
и тайна
превращалась сейчас же в явь
и одаривала меня
истиной.
Почему-то нежность казалась злобой,
почему-то это казалось мне…
Ибо звери
при моём появлении
глухо рычали
и скалили
свои алчные, беспощадные дёсна,
что вырывали клочья мяса
из доверчивых
и послушных тел.
Но вникая
в их сморщенные
