ection>
Глава первая
Вишнёвая косточка ожила. Выдвинулись незаметно лапки из брюшка, и двинулась по травинке колыхающейся на ветру.
– Божья коровка, полети на небо, там сидят детки кушают конфетки, – я напела песенку как в далёком, беззаботном детстве напевала в садике.
И улыбнулась. Вдруг вспомнила, как с соседским мальчишкой боролась за горшок. Горшок, ярко выкрашенный в красный цвет, с зелёными лепестками уверенно намекал детскому сознанию, что подходит исключительно девочкам. А потому, вцепилась обеими руками, тянула к себе и молча терпела побои. В определённый момент вдруг поняла, что горшок уже не нужен, отпустила его и убежала в группу. Я вернулась ровно через минуту, тихо подкралась сзади и потянула мальчишку за ворот рубахи назад. Не ожидая от меня такого подвоха, он от неожиданности перевернулся, и содержимое горшка вылилось на него, а я посчитала, что мы квиты и с чистой совестью удалилась.
Вишнёвая косточка, а точнее её половинка вскарабкалась на самую верхушку и теперь медленно кружилась на месте, словно думала, подходит ли ей эта взлётная полоса. Распрямила свои маленькие прозрачные крылышки и снова спрятала.
Я улеглась на бок в густой траве, протянула руку и подставила указательный палец. Божья коровка послушно переползла на мой красный ноготок, почти мгновенно взлетела и скрылась в листве деревьев.
Полетела. Она будет летать и тогда, когда меня уже не будет. Трава не успеет высохнуть и деревья ещё не оголятся, а меня уже не будет. Эволюция пространства. Словно по приговору неизвестного суда вынесли вердикт. За какие грехи? Мне всего двадцать пять. Я и не успела ещё столько грехов сотворить и уже не успею, наверное.
Ещё дома я выплакала все слёзы. Потом в один миг решила – хватит. Это необратимо, остановить нельзя и приняла как неизбежное. Я кинула самое необходимое в рюкзак и уже через пару часов сидела в салоне самолёта. Когда-то, давным-давно, ещё маленькой девочкой меня сюда привёз отец и несколько месяцев мы прожили в лесу, в избушке лесника. Туда и шла сегодня, когда почувствовала усталость и устроила привал под высокой сосной.
Я проводила взглядом божью коровку и устроилась удобнее, уронила голову на рюкзак как на подушку и замерла, вслушалась в тишину, которая внезапно охватила лес. Минуту назад весело пела белая лазоревка, напомнила своим возгласом длиннохвостую синицу, только голосок у лазоревки как колокольчик, звонкий. Теперь затаилась, спряталась от посторонних взглядов, затихла. Пёстрые дрозды стайкой поднялись с земли и мгновенно исчезли в чаще леса.
Что бы это ни было, а движется по всему мне навстречу. Минут пять прислушивалась и наконец, издали донеслось невнятное бормотание. Ещё через минуту отчётливо доносятся голоса и на всякий случай, подхватила рюкзак, спряталась в пьяняще-ароматных зарослях розово-лилового маральника. Кто его знает, с чем пожаловали сюда люди, а отец всегда говорил: «Худший зверь в лесу – это человек».
Они остановились метрах в двадцати, в самой низине и принялись о чём-то оживлённо разговаривать. Я услышала характерный звук удара лопаты о землю и привстала на одно колено в попытке разглядеть кладоискателей. Двое стояли ко мне спиной и привлекли особое внимание. Оба были в камуфляжных костюмах, но не это в принципе удивило. Носят такие и охотники и рыбаки. Через плечо, у одного был переброшен Калашников с укороченным стволом, имела дело с таким. Отец заставлял разбирать и собирать всё стрелковое оружие, какое было в части. Было ли оружие у второго, мне из-за дерева не было видно. Третий, стоял с лопатой в руках и говорил достаточно громко, так, что я могла расслышать каждое его слово:
– Ребята, ну может быть хватит? Я ведь объясняю, никаких записей не осталось. Всё здесь, – он дважды ткнул себя указательным пальцем в лоб, – а потому я вашему шефу нужен исключительно живой. Зачем же яму копать?
Тот, что был с автоматом, хохотнул.
– А ты копай, копай, а мы в оконцовке подумаем, кого туда положить. Скажет шеф – тебя, значит тебя.
– Ну и как глубоко?
– А как думаешь, звери, с какой глубины выкапывают? – он снова расхохотался.
Я улеглась на траву и прикрыла рот рукой. До сих пор такое видела только в фильмах и точно помнила, что свидетелей подобных мероприятий в живых не оставляли никогда. Мне то, конечно отведено с гулькин нос, но сокращать и без того короткую жизнь, желания никакого не было. Так, что пусть себе копают, закапывают, раскапывают, лишь бы убирались быстрее.
Прошло, наверное, минут двадцать, когда я вдруг спохватилась. Буквально в нескольких шагах от моего укрытия хрустнула под тяжестью ботинка сухая ветка. И ещё одна. Промелькнула соломенного цвета одежда. Неизвестный облокотился на сосну, под которой я недавно устроила привал, закинул руки за голову
