шивая ее по субъективным ощущениям авторов-кинематографистов, которые объявляют этот процесс раскрашивания чуть ли не государственной необходимостью.
Мое личное мнение: от этого хроника очень многое теряет в достоверности, и документ приобретает какую-то фальшь, искусственность. Но я не кинорежиссер и не могу говорить об этом однозначно. Каждый деятель искусства имеет свое мнение по этому поводу, но перед ним стоит еще и задача – как сделать создаваемый фильм более интересным. В контексте яркости и занимательности формы документального фильма встает вопрос: до какой степени и вообще допустимо ли придавать хронике некую искусственную форму? В монтаже, например, или в оформлении определенным звуком, комментарием, музыкой, шумами? А ведь это то, чем занимается искусство во всех других направлениях тысячелетиями. Сейчас стало модным добавлять в хронику некоторые элементы художественного решения: приглашаются актеры, переодеваются в костюмы того времени, когда снималась используемая хроника, актеры разыгрывают, как происходили события. Игровые реконструкции в документальном фильме сейчас широко используются на телевидении во всем мире. Это можно понять – такие документальные телекартины более эмоционально воздействуют на зрителя.
Я в свое время участвовал в создании фильма о детстве и юности Сталина. Как сделать такой фильм, если товарищ Сталин взял и вычистил после революции все архивы (и документальные, и кинематографические) о своем детстве и о своей юности? И было понятно, почему— гордиться там было нечем. Тема детства Сталина достаточна интересная, но как ее раскрыть? Пытались какого-то мальчика со спины снять в той церкви, где пел в детстве Иосиф Джугашвили.
И все-таки повторюсь: хроника – это святое. Кинокадр несет в себе еще столько невостребованной нашим временем информации! В будущем каждое новое поколение будет открывать свою правду произошедшего, опираясь на не замеченные нами детали событий, попавших в кинохронику.
И еще один момент. Нет ли у вас ощущения – а у меня оно есть, так как я работал директором Госфильмофонда и насмотрелся старых фильмов тридцатых, сороковых годов, а сейчас смотрю ленты пятидесятых и шестидесятых, – что и художественные фильмы сейчас воспринимаются частично как хроника? Хотя это игровые ленты, но запечатленная вокруг героев среда сохранила многие детали своего времени: квартиры, дома, магазины, театры, школы, вокзалы, транспорт, а также проезды по улицам – они же не искусственные, не все снято в павильоне, и это оказывается тоже кинодокументом и имеет право на широкое использование.
Часто это единственное подлинное, что сохранилось в фильме, да и в жизни, от прошедшего времени.
Желаю вам хорошей, плодотворной работы!
Эти вопросы, вынесенные на конференцию, мы сохранили и в сборнике. Такие тематические векторы помогают двигаться по дискуссии, выявляя ее повороты, острые углы, общие проблемы.
• КАК ПОНИМАТЬ ДОКУМЕНТ В КИНОПРОЦЕССЕ?
• ЭТИЧЕСКАЯ И ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ДЕФОРМАЦИЯ ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ СЪЕМОК ПРИ МОНТАЖЕ ФИЛЬМОВ. ЭФФЕКТ ДОСТОВЕРНОСТИ.
• НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ И СТАНДАРТЫ СО ВРЕМЕННЫХ МАССМЕДИА, ВЛИЯЮЩИХ НА ПОДЛИННОСТЬ КИНОДОКУМЕНТА.
• ИНТЕРПРЕТАЦИЯ. АКТЕРСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ СОБЫТИЯ И СТИЛИЗАЦИЯ ПОД ХРОНИКУ ФИЛЬМА. ПРЕДЕЛЫ ВОЗМОЖНОГО.
Как понимать документ в кинопроцессе?
«Кинодокумент»: превратности термина
Виктор Листов, доктор искусствоведения
(Москва, Россия)
Справа: ведущий симпозиума проф. Виктор Лисакович, справа: доктор искусствоведения Виктор Листов (выступает)
Смысл самого понятия кинодокумент в пределах экранной реальности имеет свою специфику. Автор этих строк столкнулся с ней давно, в 1968 году, когда защищал кандидатскую диссертацию в Московском историко-архивном институте. В названии работы, посвященной историческим источникам начала XX века, фигурировало словосочетание: «Документальное кино как исторический источник». В то время для архивистов тема звучала довольно экзотично. Но маститые историки терпеливо воспринимали новые, еретические дефиниции: кадр, план, монтажное строение, сценарная подоснова и т. д. Всё шло гладко и хорошо до тех пор, пока слово не взял профессор кафедры делопроизводства.
– Позвольте, коллега. Насколько я понял, вы утверждаете, будто кинообъектив что-то такое документирует, т. е. съёмка служит документом, удостоверяющим некие события, обстоятельства, персональные соответствия. Извините, но дело не обстоит так просто. Поставим небольшой воображаемый эксперимент. Допустим, наше с вами сегодняшнее заседание снимают; допустим, далее, что эту съёмку демонстрируют лет так через пятьдесят – сто. Я спрашиваю: откуда именно зритель, он же исследователь, узнает, что перед ним защита аспиранта Листова, имевшая место такого-то числа в Москве,
