и она останавливалась, опускала хоботок в его портвейн, налитый почти до краю, и снова неслась по кругу, вновь замирала, и опускала в вино уже свои лапки, быстро-быстро ими перебирая. Эта мелкая дрянь не улетала, очевидно, ей понравился вкус, в этом она не была оригинальна, любил его и он, но зачем же в его портвейне мыть ноги? Когда же к она, наконец, напьется, или надышится, вырубится, и можно будет, наконец, приступить к процедуре опохмелки. Не прогонял он ее еще и по причине, что не любил пить один, какая- никакая, а все-таки компания. Нет, конечно, были исключения из правила, но нужно стараться сохранять приличия. Ведь в одиночку пьют лишь алкоголики, а себя он считал всего лишь в меру потребляющим индивидом. Просто у каждого своя мера. Муха же, видно, потеряла голову от привалившего на нее счастья, и не могла никак выбрать себе место, чтобы предаться предстоящему блаженству. Почему то портвейн ее совсем не брал, и его терпение начинало заканчиваться. Он и так ждал уже достаточно, побеждая безумное желание осушить стакан, ведь состояние после вчерашнего было просто никакейшн. Голова трещала, сушняк, и тут эта сволочь, с которой он решил великодушно поделиться, и проявил настоящий гуманизм, взял в свою компанию, никак не может принять, сколько ей надо, на грудь, и благородно, красиво свалить, освободив ему место. Нет, наверняка портвейн ей понравился, и она просто растягивает удовольствие.
Кто любит в этом мире виски, кому-то нравиться коньяк, или водка, кто-то не мыслит себе жизни без красного вина, кое-кто делает вид, что без ума от кубинского рома, он же обожал портвейн. Но не тот, что приготовлен из винограда, выращенного в солнечной долине реки Дору, а свой, ординарный, белый, местного разлива. Даже много лет назад, в эпоху повального дефицита, он не изменял своим предпочтениям, и мог на электричке поехать в пригород, для пополнения своих быстро таящих запасов.
Муха же не проявляла никаких признаков опьянения, хоботок в вино уже почти не опускала, а работала все больше лапками, может, она их мочит, а потом облизывает? Поскольку все манипуляции муха проводила с сумасшедшей скоростью, подтверждения своим догадкам получить не выходило. Наконец, он решил ее побеспокоить, согнал рукой со стакана, и с чувством его опрокинул. Портвейн согревающее опустился по пищеводу вниз, и почти сразу головная боль стала стихать. Окружающие предметы стали приобретать привычную отчетливость, стук сердца в ушах становился все тише, дрожь рук почти прекратилась, прошло головокружение, словом, он начал приходить в норму.
Он взял блюдце, накапал туда из стакана остатки портвейна, достал из холодильника ветчину, отрезал кубик, и положил в блюдце рядом с лужицей вина, немного отодвинув от себя. Почти сразу муха приземлилась на блюдце. Он снова подпер ладонью голову и погрузился в созерцание происходящего.
По мере того, как тепло от вина все более растекалось по телу, его отношение к мухе начало в корне меняться. Она уже совсем не казалась ему отвратительным созданием, он даже начал испытывать к ней некое подобие симпатии. Она была серой, а не отвратительной зеленой, покрытая редкими волосками, брюшко желтоватое, и эти огромные темно-красные глаза. Вот если бы у человека были такие, можно было видеть, что творится вокруг, одно неудобство, глаза такие большие, что панамку уже не оденешь, каждый глаз размером с пол-башки. Чем больше он на нее смотрел, тем больше она ему нравилась и вызывала уважение. Не зря ведь великие Гомер и Лукиан обессмертили ее в своих творениях! Мухи видели, как людишки лазили по деревьям, и вообще, если бы не они, то мир уже давно утонул бы в нечистотах. Нет, определенно, очень нужное природе создание, не то что человек, который только и может, что гадить вокруг себя. Мозги начали потихоньку восстанавливать работоспособность, и он начал вытягивать из закоулков памяти пословицы про муху:
«Как выпили варенухи, так и загудели, как мухи», «А муха зря не сядет!», «Был бы мед, а муха и из Багдада прилетит», «И царю в миску муха попадает». Все, достаточно. Он прекратил рыться в закоулках своей памяти, сейчас явно не время, и принял решение. Тихонько поднялся, достал из шкафчика небольшой прозрачный пластиковый контейнер и снова сел за стол. Муха никуда не улетала. Выждав момент, когда она опустит свой хоботок в портвейн, резко накрыл ее сверху контейнером: «Что, не ожидала? Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. Так и человек. Сегодня ты наслаждаешься ароматом дорогой кожи в салоне «Бентли», а завтра уже мучаешься от миазмов, стоящей под кроватью утки».
Муха взлетела, сделала несколько маленьких кругов, пару раз ударилась в прозрачную стенку, особо не расстроилась, снова уселась, и продолжила наслаждаться его портвейном, похоже, ее все устраивало. Он взял нож, и проковырял в контейнере несколько отверстий, чтобы был доступ свежего воздуха, взял фломастер, витиевато сверху написал «ЖУЖА», и поставил дату.
Не спеша собрался и выдвинулся на работу. Идти ему было недалеко, состояние его нормализовалось, и он шел, любуясь цветением деревьев. Домашняя пленница не выходила у него из головы всю дорогу, он почти все время думал о ней, какое все-таки интересное создание, любопытно, она наклекается до беспамятства, или знает меру?
Напротив его работы
