коробке
И вот сегодня мама получила открытку. Большие буквы с завитушками «Поздравляем!», а сверху адрес студии ТВ-15 на Западной Пятьдесят восьмой улице. Три года добивалась – и добилась. Она будет участвовать в телевикторине Дика Кларка «Пирамида – 20 000».
Дальше идет список вещей, которые надо взять с собой. Запасная одежда на случай, если мама перейдет в следующий тур, – они же притворяются, как будто второй тур происходит назавтра, а на самом деле за один день снимают целых пять передач. Заколки для волос брать не обязательно – «на ваше усмотрение», – но мама их точно возьмет. У нее, в отличие от меня, роскошные рыжие волосы, которые могут в самый неподходящий момент заслонить ее мелкое веснушчатое личико от глаз американского народа.
А внизу на отдельной линеечке синими чернилами вписана дата – 27 апреля 1979 года. Как ты и сказал.
Я вытащила из-под кровати коробку, в которой все эти месяцы храню твои записки, и проверила еще раз. Все верно: «27 апреля, студия ТВ-15». Крошечные буквы скачут, словно ты писал это в поезде подземки. Последнее из твоих «доказательств».
Я по-прежнему думаю про письмо, которое ты меня попросил написать. Оно не дает мне покоя, хотя тебя нет и мне все равно некому его отдать. Иногда я мысленно составляю его, раскладываю по полочкам эту историю, которую ты попросил рассказать, – про все, что случилось прошлой осенью и зимой. Все это всегда со мной, словно кино, которое я могу посмотреть, когда захочу. То есть никогда.
То, что висит на шее
Мама прихватила с работы большой перекидной календарь и скотчем приклеила его к стене в кухне, раскрыв на странице «Апрель». Толстым зеленым маркером (его она тоже прихватила с работы) она нарисовала над числом «27» пирамиду, а вокруг – рамку из значков доллара и восклицательных знаков. Потом побежала и купила модный таймер для варки яиц, который отмеряет ровно полминуты. Видно, у нее на работе не держат модных таймеров для варки яиц.
Двадцать седьмое апреля – это еще и день рожденья Ричарда. Мама все думает, хороший ли это знак. Ричард – ее друг. Теперь мы с ним каждый вечер будем готовить ее к викторине; вот почему я сейчас сижу за столом, а не пялюсь в телек, хотя это святое и неотъемлемое право ребенка с ключом на шее. Так называют детей, которые после школы слоняются без присмотра до самого вечера, пока кто-то из взрослых не придет домой и не приготовит ужин. Мама терпеть не может это выражение – «с ключом на шее». Говорит, что оно напоминает ей о тюрьмах и надзирателях и что его наверняка придумал какой-то жуткий тип, бессердечный сухарь, у которого куча денег и не болит голова о том, как обеспечить ребенка. Небось немец, говорит она и сердито зыркает на Ричарда. Ричард у нас немец (по-настоящему он Рихард), но не сухарь и не жуткий тип.
Не исключено, говорит Ричард. В Германии, добавляет он, тоже есть «шлюсселькиндер» – дети с ключами.
– Тебе везет, – говорит он мне. – У кого ключи, тот и хозяин. Некоторым приходится стучаться.
Это верно, ключа у него нет. Точнее, у него есть ключ от его собственной квартиры, но не от нашей.
Ричард похож на яхтсмена, какими я их себе представляю, – высокий, светловолосый, всегда собранный и подтянутый, даже по выходным. А может, наоборот, я представляю яхтсменов похожими на Ричарда, потому что он любит ходить под парусом. У него очень длинные ноги, под нашим кухонным столом они не помещаются, и ему приходится сидеть боком. По сравнению с мамой он кажется вообще великаном: она такая крошечная, что ей приходится покупать ремни для джинсов в детском отделе, а на ремешке для часов прокалывать еще одну дырочку, чтобы часы не свалились с руки.
Мама называет Ричарда «ваше совершенство» – из-за его внешности и еще потому, что он все знает. И каждый раз, когда она его так называет, Ричард постукивает себя по правой коленке. Это он напоминает, что правая нога у него короче левой. Ко всем его правым туфлям и ботинкам приделана платформа высотой в два дюйма, чтобы ноги получались одинаковой длины. Босиком он слегка хромает.
– Скажи спасибо своей ноге, – говорит ему мама. – Только из-за нее мы тебе и разрешаем к нам заглядывать.
Ричард «заглядывает» к нам уже почти два года.
Чтобы натренировать маму, у нас есть ровно три недели. Вот поэтому я сейчас не смотрю телевизор, а переписываю слова на белые каталожные карточки, которые она прихватила с работы; на каждой карточке – одно слово. Когда набирается семь карточек, я скрепляю их круглой резинкой; ее она тоже прихватила с работы.
Я слышу звук маминого ключа в замке и переворачиваю стопки карточек, чтобы она не подглядывала.
– Миранда? – Она громыхает по коридору – в последнее время она взяла привычку носить обувь на деревянной платформе – и заглядывает ко мне в комнату. –
