глаза, ответил я.
Михаил Романович вдруг оживился, глаза его загорелись. Хлопнув меня по обгоревшей на солнце спине, он сказал:
– Тогда я расскажу тебе одну историю. Мне поведал её один немец, когда я служил в Германии. Интересная история. Спилберг и Тарантино просто отдыхают…
Ещё больше покраснев, я стал говорить ему, что не надо, мне это не к чему, потому, что я тяготею к мистике и ужасам…
– Тогда тебе моя история точно понравится! – Михаил Романович тряхнул головой и направился к своему дому.
Когда мы с ним говорили, я чувствовал слабый запах алкоголя, исходящий от Романыча, и я решил, что он шутит. Каково же было моё удивление, когда вечером он пришёл к нам в дом с бутылкой водки, банкой солёных огурцов.
Налив себе и мне «по пятьдесят» (отцу он не налил потому, что знает, что отец мой – ярый противник алкоголя), Михаил Романович сел в плетеное кресло на крыльце, прикрыл глаза и начал свой рассказ. Он говорил на одном дыхании, почти без остановок, громко и с чувством. У меня сложилось впечатление, что он уже рассказывал эту историю на публике, и делал он это неоднократно. Услышав, что Романыч что-то рассказывает, мои отец и мать тоже вышли на крыльцо, сели на скамейку и стали внимательно слушать.
Я тоже слушал и всё старательно записывал в блокнот, с трудом поспевая за отставным полковником. Скажу Вам честно, поначалу рассказ Михаила Романовича не произвел на меня должного впечатления. В этом рассказе я узнал сюжет одной старой детской сказки, рассказанной по-взрослому.
Два года спустя я случайно наткнулся на свой старый блокнот, перелистал его и нашел ту историю, которую читал нам Романыч. Когда я перечитал всё, что мне тогда удалось записать, я пришёл к выводу, что рассказ, в общем-то, неплохой. Получив одобрение и согласие Михаила Романовича, я всё же решился его опубликовать, слегка отредактировав, опустив все непечатные выражения и некоторые интимные подробности. Рассказ я решил назвать «Жизнь Розанны».
Жизнь Розанны
Розанне снился Алоис. Они лежали в стоге сена. Алоис покрывал её лицо и грудь поцелуями. Его губы были тёплыми и мягкими. Розанна беззаботно смеялась, гладя Алоиса по курчавым волосам. Им было хорошо, и Розанна была счастлива. Она смеялась, откинув голову, подставляя грудь поцелуям. По небу голубому небу плыли островки белых облаков, ветер ласкал её плечи, парусом надувал юбку.
– Розанна!
Облака стали быстро менять форму, превращаясь в лицо… матушки Волды.
– Алоис, иди домой! – говорит Розанна, отталкивая своего возлюбленного.
– Что? – Алоис непонимающе моргает глазами. – Почему?
– Матушка нас видит, будет ругаться…
– Какая матушка, о чем ты? Здесь никого нет, только ты и я…
Облако, превратившееся в лицо матушки Волды, нахмурилось, опустилось ниже.
– Розанна! – Облако нахмурило брови. – Вставай!
– Иди же! – кричит Розанна Алоису, но он не уходит.
– Розанна!
Грянул гром, полил ледяной дождь. Розанна попыталась закрыть лицо руками, но холодные капли дождя попадали в рот, в нос. Розанна чихнула и… открыла глаза. Она увидела рассерженное лицо матушки, и это был не сон. В одной руке мать держала ведро с водой, в другой – большой ковш. Когда ковш соприкоснулся со стенкой ведра, раздался металлический звон.
«Вот откуда дождь и гром!» – догадалась Розанна.
– Я сплю…
– Вставай! – Волда сорвала с Розанны одеяло.
– Я спать хочу! – Розанна натянула до подбородка одеяло и закрыла глаза. Объятия сна были крепкими и не хотели её отпускать.
– Ну-ка вставай, дрянная девчонка! – Волда сорвала с дочери одеяло, кинув его на каменный пол, отвесила ей оплеуху, от которой Розанна окончательно проснулась.
Вот она, явь – дом матушки Волды, в который всегда не хочется возвращаться, из которого всегда хочется убежать куда угодно, хоть на край света, чтобы не видеть больше эту сварливую женщину, не слышать её каждодневных упрёков.
Рядом сопят три младших брата на трехъярусной кровати, пахнет пирогом с рыбой и с грибами. Бруно и Герберт вчера ходили на рыбалку. Значит, рыбалка была удачной. Матушка с Георгом ходили за грибами…
– Я спать хочу… очень хочу, – тихим голосом сказала Розанна. – Можно ещё поспать?
– Тебе надо было меньше шляться по ночам со всякими там… Позорит меня! Тьфу!
– Но я живу шестнадцатое лето! Я уже взрослая. Что хочу – то и делаю, с кем хочу – с тем и гуляю…
Волда наотмашь ударила дочь по лицу.
– Молчи,
