о «еврейскому вопросу» голоса великих мира сего имеют, естественно, особую значимость: к ним, так или иначе, прислушиваются, на них ориентируются и их же в первую очередь стараются заглушить, когда они противоречат продвигаемой в том или ином социуме «генеральной линии».
В этом отношении Максим Горький – в своем роде показательный пример, далеко выходящий за рамки чисто национального феномена. Уникальный опыт Горького как декларативного общественника-филосемита был, несмотря на возвеличивание его личности в целом, целенаправленно обойден молчанием и вследствие этого исключен из сферы духовного опыта нескольких поколений россиян. Отметим попутно, что и в западном горьковедении тема «Горький и евреи» оказалась, как ни странно, обойденной вниманием исследователей.
Виктор Шкловский – один из самых тонких и проницательных мыслителей своей эпохи, утверждал, что
Горький был похож на неверную женщину. Он мог влюбляться без памяти. <…> Но мог внезапно и без видимой причины разлюбить, чтобы влюбиться в кого-то другого.
<…> Мы верим свидетельствам современников не тогда, когда они говорят, а когда проговариваются… [ШКЛОВСКИЙ (III)].
При всей изменчивости своих пристрастий и привязанностей Горький по жизни неизменно был другом евреев, не редко об этом говорил, еще чаще писал, никогда не «проговариваясь» и не противореча сам себе. В этом отношении ему можно верить на все сто.
Горьковский филосемитизм был и рефлексивным – результатом самопознания, и политическим феноменом. В первом случае он исходил и сферы чувствования, где видную роль играют опыт личного общения, симпатии и антипатии, часто подсознательные. В плане политическом Горький твердо стоял на позициях классического гуманизма, идущего от Ренессанса и эпохи Просвещения. Так, в знаменитом очерке «О евреях» (1919 г.) он в первую очередь спешит напомнить своим озверевшим от ужасов Революции и Гражданской войны соотечественникам «неоспоримые азбучные истины», касающиеся принципов человечности, равноправия и свободы личности. Он пишет:
Необходимо также развивать в себе нравственную чистоплотность, воспитать чувство брезгливости к проявлениям в человеке начала зоологического; одним из таких проявлений является унижающая человека вражда к людям иных племен.
Человек, исполняющий все обязанности гражданина, тем самым заслужил, чтобы за ним были признаны и все права гражданина.
Казалось бы, позиция Горького обсуждению не подлежит – она ясна и неоспорима. Эти положения, гордо и торжественно звучавшие в те далекие годы, также, без каких-либо возражений, принимается всеми нами сегодня. Однако же, когда дело касается частностей, имеющих отношение к евреям:
Ненависть к еврею – явление звериное, зоологическое, с ним нужно деятельно бороться в интересах скорейшего роста социальных чувств, социальной культуры.
Евреи – люди такие же, как и все, и – как все люди – евреи должны быть свободны,
– здесь и по сей день единодушный гуманистический пафос уступает место традиционному разномыслию как фило-, так и антисемитского толка.
Филосемитизм Горького явление уникальное! Его публичные декларации о еврейском вопросе в среде христианских писателей того времени не имеют аналогов, к тому же они чрезвычайно провокационны. Порой юдофильские манифесты Горького звучат как оскорбления в глазах тех, кто предпочитает якобы из политкорректности «стонать по поводу того, в чем все мы одинаково виноваты», вместо того чтобы, опираясь на чувство собственного достоинства, говорить горькую, но столь необходимую для своей же собственной пользы правду.
Поэтому весь комплекс биографических, психологических, культурных, политических и литературных элементов, на которых основывается отношение Горького к еврейству, требует особенно тщательного исследования, как по причине своей «затененности», так и вследствие постоянной актуальности «еврейской темы» в наши дни. Подобного рода по-настоящему пионерские литературные исследования, конечно же, требуют от писателя не только научной добросовестности в обращении с фактами, но, в силу их тенденциозной заостренности, и моральной щепетильности, оберегающей как от идеологической однобокости и морализаторства, так и от эксцессов постмодернистского эпатажа.
Марк Уральский успешно обошел вышеозначенные крайности видения при раскрытии темы «Горький и евреи» в своей одноименной книге, которая органично вписывается в обширный ряд его литературно-публицистических работ о роли еврейства в русской культуре «серебряного века».
Воссоздавая сложный образ Горького-филосемита, Марк Уральский скрупулезно исследует обширную научно-биографическую литературу о нем, а также письма и воспоминания современников. В частности, он старается показать противоречивость восприятия Горьким актуальной действительности: и революции, которую он столь жаждал и призывал, и факта массового появление евреев на русской литературной
