с собою «двора его кованой рати боевых людеи 300 человекъ, опричь кошовых…» Наконец, в печально знаменитом сражении под Суздалем летом 1445 г., в котором Василий II был разбит татарами и пленен, его «полк» вместе с «полками» его вассалов князей Ивана Можайского, Михаила Верейского и Василия Серпуховского насчитывало менее 1 тыс. всадников. Пришедший к ним на помощь владимирский «полк» воеводы Алексея Игнатьевича насчитывал 500 ратных. Противостоявших им татар было, по сообщению летописца, 3,5 тыс.[44] При этом, как правило, кампании были краткосрочными и ратям приходилось действовать рядом с родным домом.
Между тем характерной особенностью Восточноевропейского театра военных действий была невысокая плотность населения и неразвитость инфраструктуры, существенно затруднявшая снабжение войск, действовавших здесь[45]. Согласно расчетам генерал-интенданта 1-й русской Западной армии Е. Ф. Канкрина, тот самый принцип, когда война кормит войну, более или менее удовлетворительно работает только в том случае, если плотность населения на предполагаемом театре военных действий составляет не меньше 2000 человек на 1 квадратную немецкую милю (или примерно 35–36 человек на км2). Такая плотность населения характерна для наиболее развитых регионов Западной, но никак не Восточной Европы. Так, в начале XVIII в. в Ломбардии этот показатель составлял 55 человек на км2, во Франции – 39, Силезии – 31, Пруссии – 15, тогда как в Речи Посполитой – 8, а на западе России – 6[46]. И в рассматриваемый нами период ситуация на той же Новгородчине в лучшую сторону никак не отличалась. В упомянутой выше Деревской пятине в начале 40-х гг. XVI в. деревни-однодворки составляли почти 45 % от общего числа сельских поселений, двухдворки – несколько больше 31 % и чуть больше 16 % – трехдворки. Больших сел, насчитывающих более 20 дворов, было всего лишь 0,1 %[47]. Качество же русских дорог давно уже стало притчей во языцех, и весенне-осенняя распутица не раз становилась непреодолимым препятствием для передвижения не только войск и обозов, но даже одиночных всадников, как это было, к примеру, осенью 1559 г.[48] При чем тут распутица – исходя из контекста летописного свидетельства, Михаил отправился на Новгород «со всею силою Низовскою» летом 1316 г., причем, скорее всего, во второй его половине, чтобы можно было фуражироваться по ходу дела, «имая силно» провиант и фураж у крестьян и занимаясь потравой полей.
Однако внушительная военная демонстрация не испугала новгородцев, севших в осаду, и Михаил не рискнул атаковать. Простояв бесцельно в Устьянах несколько недель в ожидании капитуляции мужей новгородских, ратники Михаила употребили взятый с собой съестной припас, а «силное имание» для удовлетворения потребностей столь многочисленной армии нужного количества «корма» дать не могло. Легко представить, к примеру, размеры луга, на котором нужно прокормить лошадей, скажем, 10-тысячной армии, не говоря уже о более многочисленных ратях (притом что сын боярский должен был
Ермолинская летопись // ПСРЛ. Т. XXIII. М., 2004. С. 149; Московский летописный свод конца XV века. С. 262–263; Псковская 1-я летопись. С. 36, 58; Софийская 2-я летопись. Т. VI. Вып. 2. М., 2001. Стб. 104–106.
См., например:
См.:
Аграрная история северо-запада России XVI века. Л., 1974. С. 32. Ср. данные по Порховскому, Новгородскому и Старорусскому уездам Шелонской пятины на 1539 г. (Там же. С. 81, 114, 115).
Летописный сборник, именуемый Патриаршей, или Никоновской, летописью // ПСРЛ. Т. XIII. М., 2000. С. 321.
