му мы, самые лучшие.
И тут, возникают. Хватило наглости, вызвал полицию, оказывается, имел связи. Им говоришь, нам надо готовиться к решающему матчу. А они тебя хватают, как какого нерусского. Короче, увезли, заточили, шьют дело.
И такое безобразие уже второй день. Ни тебе кальяна, ни девочек. В камере одни мужики и что характерно, не все традиционной ориентации. Некоторые болеют за Зенит.
Чингисханов говорит: рвем когти Курица. Он вообще, в натуре, за центрового. С Курицыным дружбаны который год и столько от него доброго, позитивного узнаешь, стоит позавидовать нашему нападающему, как по блядям, так только вместе. В смысле, без групповухи, в смысле только самых клёвых снимали.
А тут Курицыну один уже намекнул, хочешь иметь хорошее место на нарах, держись меня. И ущипнул.
Ужас.
А на улицах столицы проходили массовые манифестации лучших парней нашего города. Свободу узникам совести Чингу и Курёхе!!! Репрессиям против нашего футбола не быть!!! Дадим право пацанам, им же хочется. Скоро футбол. Какой может быть футбол без Чингисхана и Курицы.
Опять мы в заднице, опять проиграем загранице.
Тем временем, речь пошла и о заднице.
– Я ж не виноват, что такой упитанный, огорчался Курицын. Я же о хорошем, о добром, даже второй раз бутылкой его не стукнул. Зачем же меня терроризировать. Говорят, в зоне таких любят. Чингизу что, он тощий.
Дружба, проверенная годами и десятилетиями, трещала по швам. Ночью в камере пердели.
Но изнасиловали первым все-таки Чингиза.
– Один выход у нас Куреха, шептал ночью обесчещенный форвард. Меняем ориентацию, по– быстрому беременеем, беременным срока отменяют.
– А как же футбол?!!!
– Будем играть за женскую сборную.
Соблазнительный вариант пришелся по душе. Там столько баб. Там такие девки. Будем забивать голы, не отходя от тела.
В СИЗО тем временем.
– Травля, грязь, отпустите к маме. Я булочки хочу!!!
– Рисовая каша в СИЗО не для всех, а только для избранных. Капусту, почему-то без мяса дают, спрашивается, кто мясо съел?!
– Путина на вас нет.
А передачу с воли, между прочим, раскурочили и съели авторитетные парни. Завтра схожу на парашу, отдам тебе твою передачу, сказали. Только, чтоб, чур, всю целиком съел. Ничем не запивай.
– Меня давно влекло к Чингизу, теперь я понял, изнасилованный он мне еще дороже. Мы андрофилы должны держаться друг друга.
– Свободу транссексуалам футбола, свободу вплоть до перемены спортивной ориентации. Пусть играет у нас в Спартаке.
Здание ФСБ забросали яйцами, в Динамо подняли зарплату, украинская церковь предала анафеме футболиста Тютенька за слабое знание украинского языка.
Но наступило утро.
– Я передумал, сказал пахан. Чего тебе всухомятку жрать. Давай тебе нассу в карман, запьешь по-человечески. Получишь нормальное двухразовое питание. Сру я, знаешь ли, с наваром, очень жирно сру. Тебе понравится.
Сейчас или никогда!
– Милый, я чувствую, у нас будет маленький. Весь в тебя, в папочку. Такой же крикуша. Ну не надо, не надо так, по морде. Ты ласковый, ты очень темпераментный, но пусть это будет нашей тайной. Чье место, у какой параши? Мать твоего ребенка не будет спать у параши. Пусть вся камера знает, нам транссексуалам скрывать нечего. Быть было, но ребенок наш выше пересудов толпы. Алиментов не требую, но он будет носить твою фамилию. Я, как бывшая Курицына, естественно научу его играть в футбол. Наш игрунчик обеспечит счастливую старость своего папочки. И все-таки не надо так сильно бить меня. Сильно бьешь, сильно любишь. И бегать не надо по камере. От любви не убежишь.
Теряя сознание, Курицын понимал, что победил. Что говно будет есть кто-то другой. Возможно и его обидчик.
В тюремном госпитале его навестил надутый Чингисханов, его изнасиловали уже в четвертый раз.
– Что зубы, зубы брат Курёха, новые вставим. А вот попе больно. Ты очень-то не кайфуй, думаешь, в лазарете укрылся? Твой то, от которого ты беременный, зубами лязгает, говорит, лягу в лазарет, одним покойником больше будет. Кого это он, как ты думаешь, мочить собрался?
Ну что не остри, ну как в тюрьме без юмора? Нельзя в тюрьме без юмора. Ты не тушуйся, может и не очень больно замочит.
Утро очередного тюремного дня, праздник, который всегда с тобой. До вынесения приговора и возможно еще сидеть. Клизма, которую вставил жестокий врач терапевт.
– Ничего я у вас Курицын не нахожу, а чтоб вы не симулировали,
