дрова вози, ведь привезет, сукин сын, наколет дров, печь затопит женка, порогов напечет – вот и праздник, ну как тут не нажраться.
ПРИТЧА 334. Семь обычных грехов – бог с ними… Есть же и Восьмой Грех, – тот, который не приснится, какая бы душечка не снилась, но и тот – ТОЖЕ блеф, уже блеф секса, ОН ГНЕТ СВОЕ – а я вот все равно хочу – и все тут!
Суеверия, как же уютно в этом блефе невзыскательного рассудка.
А в чем, собственно, разница между блефом законопослушного, зрелого не только в половом смысле разума и враньем похотливого половонезрелого рассудка вороватого невежды? Но это уже вопрос к сексуальной разборчивости душечки …
Знания. И тут блеф. Сон разума полагающего, что овес в торбе – для расцвета науки, а не для прокорма лошади, которая пахала, сеяла, косила овес.
ПРИТЧА. Мораль создал блеф сна сознательности трусости и нахальства, уравнявших всех жвачных одного цвета кожи перед батькой голодом, в зависимости за какую партию они голосуют при распределении излишков национальных богатств.
ПРИТЧА. Рай, ад – блеф религиозного сна. Иначе не были бы они камерами вечного заточения с решетками, как в зверинце, для святых и мерзавцев… Неволя-то одна для блефа снов тех и других…
Мстительность – тихий ад души, там-то будут сведены счеты, невозможные при жизни.
Невинность чудный блеф снов невесты о будущей верности жениху, уже приглянувшемуся замужней подружке.
ПРИТЧА. Наконец-то в аду отольются слезы невинных. Где еще выплачется по этому поводу моя душа, как не в моих снах, блефующих о Божьей метафизической справедливости.
Трудно честному смотреть живому человеку в глаза. Невольно вспоминается – пристальный взгляд не только взгляд искренней симпатии очень желающей искренности…
Ад последний блуд справедливости. Вот это уже не блеф.
Зависть скорее стимул, чем ущербность.
Сказанное с любовью – мимолетно, сказанное с ненавистью – навечно.
Милосердие, само собой, вне закона. А ведь и милосердие подчас блефует, чтобы подтвердить – как аукнется…
Целомудрие девушки растлевает воображение гостей свадьбы похлеще самогонки.
Не каждой девушке целомудрие по силам, но каждый камень в сердце тянет в пропасть не менее желанную… для свободы чувства.
Душечка повод всему, но никогда причина.
Милосердие – блеф судопроизводства.
Свободе любви супружеская кровать – прокрустово ложе, но отрубают не ноги, – голову… но вырастает другая, не новая.
Суды загипнотизированы сталинским принципом – шаг влево, шаг вправо – результат один, кто не спрятался – виноват.
В Рай дорога камениста и все в гору, в гору, в гору. В Ад семь верст не крюк, ноги сами идут.
При злоупотреблении счастье куда опаснее несчастья заснуть на пиру за столом, заваленным жратвой, счастье не просыпается…
Душа посторонняя в житейских разборках.
Лгущий хватает душу за глотку.
Вино не лучше друга, но преданно смотрит в рот, готовое составить компанию в безобразиях.
Ложь, беспутство, грабеж, – все так или иначе сходит с рук, кроме досадной правды о самом себе.
Душа деньгам не верит, на балах душе не порхать.
Зиму согревают воспоминания весны о сытости осени, а лету все пофигу, ему и так тепло.
Унижать начальство лестью – любимый конек подхалимов.
Блаженны чистые сердцем, ибо не нуждаются в безопасном пути к Всевышнему.
Богач знает, что он сволочь, но какая сволочь способна заработать больше его, чтобы количество денег преобразилось в качество… хоть какое-нибудь.
Пьянство неполовозрелый алкоголизм.
Алкоголизм не нуждается в профессиональном образовании.
Пьяница подмастерье алкоголизма
Алкоголики – высшее общество Ада, пьяницы – скотный двор Рая.
Вино сглаживает ухабы жизни.
Водка блюдет приличия, пока куражится в бутылке.
Алкоголизм блаженство казни на адском костре.
Негоже сидеть под мухой, когда за столом клекочут орлы.
Алкоголизм ценит верность не меньше чем постоянство.
Вино
