стойке «смирно», руководствуясь, по-видимому, только ему одному понятными соображениями, когда прогуливавшийся этой тропинкой прохожий уже занес, было, ногу для своего следующего, рокового для кукушонка, шага. К счастью, то ли убоявшись судьбоносности своего аллюра, то ли просто по доброте душевной, прохожий спохватился и, присев на корточки, с улыбкой умиления на лице стал разглядывать пушистый серенький комочек, упрямо упиравшийся в сыроватую лесную почву своими тычинкообразными лапками. Черноватые бусинки глаз комочка излучали суровую непреклонность.
– Экая ты малость! Из гнезда, небось, вывалился? – сочувствующе пробубнил прохожий. – Что ж ты посреди дороги-то стоишь? Не ровен час – под ноги кому попадешь, спрятался бы где-нибудь!
Кукушонок слегка повернул голову в сторону говорившего и, как ни в чем не бывало, произнес:
– Видите ли, уважаемый … кстати, как Вас по имени-отчеству?
Кукушонок тактично выдержал паузу, возникшую вследствие замешательства человека, определенно, впервые видевшего перед собой говорящую птицу.
– Итак, что же у нас с именем-отчеством?
– Именем… отчеством…? – невнятно переспросил человек, видимо, все еще пребывая в состоянии легкого шока.
– Глупо задавать вопросы, ответ на которые известен, – кукушонок передернул крылышками, словно человек, пожимающий плечами. – Может, Вы предпочитаете оставаться инкогнито?
Прохожий отрицательно затряс головой, как пес, отряхивающийся от воды:
– Максим… Валентинович… – нельзя было с уверенностью сказать, что данный ответ свидетельствовал о нормализации эмоционального состояния человека.
– Итак… видите ли, Максим Валентинович, как бы это сказать… к чему оттягивать неизбежное?
В последовавшей неловкой паузе можно было различить мажорное пение синицы вдалеке и глухое клокотание старого дерева под напористыми ударами дятла.
– Раз Вы молчите, я продолжаю. Вот Вы советуете мне не сидеть здесь, а спрятаться где-нибудь, например, в чаще. И что же мне даст подобный маневр? Я променяю шило на мыло: избегая быть раздавленным – заметьте, случайным образом – я обрекаю себя на верную смерть от зубов лисы, собаки, укуса змеи и прочей нечисти, жадной до чужой плоти, – тут кукушонок криво усмехнулся. – И, поверьте, ни одна из перечисленных тварей не удосужилась бы побеседовать со мной вот так, как мы с Вами сейчас беседуем. Правда, Вы, Максим Валентиныч, все более молчите, – не преминул отметить птенец, иронически вздернув третье веко в сторону озадаченного прохожего.
– Амм… Я.. ммм… Я всецело уважаю последовательность Ваших заключений, – пробудился к диалогу Максим Валентинович, правда, по выражению его взгляда было не вполне ясно, осознает ли он происходящее, или же отвечает больше из вежливости, – но, позвольте, почему в качестве посыла Вы избираете неизбежность летального для себя исхода?
Кукушонок снова усмехнулся. Его третье веко дернулось и замерло в задумчиво-мечтательном положении.
– А знаете ли Вы, что частота употребления слова «посыл» составляет 65 раз на, примерно, 300 миллионов слов? Порадовали Вы меня, Максим Валентиныч: среди лесной глуши да такое редкое слово! Всегда приятно пообщаться с человеком уровня интеллекта выше среднего. Теперь по сути Вашего вопроса: мне конец, Максим Валентиныч! И этот факт абсолютно очевиден, если отбросить эмоциональную составляющую данного вопроса: я – мал, беззащитен, не приспособлен к самостоятельному добыванию пищи… на этих обрубках, – тут он скептически покосился на каждое из своих крыльев, – я не смогу пролететь и двух метров. Следуя неумолимой логике – я труп, и это всего лишь вопрос времени.
– Постойте, постойте, но где же Ваше гнездо? – засуетился Максим Валентинович, пораженный близостью смерти, столь ярко нарисованной Кукушонком. Тот индифферентно вздохнул и, словно выдавливая из себя очередную порцию слов, отвечал:
– Прямо надо мной, плюс небольшая поправка на возможную параболичность траектории падения: как-никак в начальный момент я оттолкнулся от гнезда, придав, таким образом, дополнительный вектор движению на исходной его стадии. Вот, собственно, где упал, там и стою, не сходя с места, ибо осознал всю бессмысленность каких бы-то ни было потуг в этом отношении.
Максим Валентинович задрав голову, силился рассмотреть среди густых крон деревьев что-нибудь, хоть издали напоминающее гнездо, однако тщетно. Тогда он снова наклонился к Кукушонку с неприкрытым намерением взять его на руки:
– Давайте я хоть пересажу Вас на ветку, там Вы будете в большей безопасности, чем посреди дороги!
– Ах, уберите от меня свои филантропические руки! – вымолвил птенец не то трагично, не то насмешливо. – Все это не более чем самообман и не говорите, что Вы этого не понимаете! Во-первых, на ветке я долго не удержусь, во-вторых – это не решает проблему
