выходила замуж в условиях недоразвитого социализма, который благополучно рухнул, прожив 72 года, и этим закончив колебания еврейской части населения бывшего СССР насчет «ехать-не ехать». Я досидела до 1995 года и с первыми журавлям, курлыкая и оглядываясь назад, снялась с места. В сентябре мы прибыли в Израиль. Про «здесь» могу сказать, что жила и выживала, много чего происходило… Здесь в мае этого года вышла моя первая книга «Снято! Всем спасибо». Кому будет интересно – могут прочитать. Думаю, интересно будет многим, потому что книжка реально продолжает продаваться, и меня это радует! Про новую книгу ничего особенного… Жизнь одной, отдельно взятой женщины с семьей до и после приезда в Израиль. Короче, «пражизнь». Встретимся на страницах книги.
Глава 1
Темно. Будильник далеко, а чтобы его заткнуть, надо встать. Если встать сейчас, можно не спеша собраться на работу. И на кофе с сигареткой времени хватит. Вставать, однако, не хотелось, а будильник просто разрывался от звона. Ладно, пусть… А все- таки, гад, достал… О работе думать тошно. С утра у нее всегда такое настроение – себя жалко до соплей. И вообще, не пошли бы вы все!..
А вот и телефон. Она схватила трубку: «Критическое время, – сказали оттуда, – критическое время, критическое время», – попугайский голос не унимался.
– Шщщё пт мнут, – пробормотала она. Ровно через пять минут беспощадный попугай сообщил, что время вышло.
Вот тогда она вскочила, как из-под плётки, заметалась, разрушая порядок в шкафу, выдергивая одежду из аккуратных стопок.
– Всегда одно и то же, – подумала. – Всё в последнюю минуту. А… потому что в башке порядка нет и вокруг тоже. Всё от замусоренной головы. Надо попросить Данку звонить на десять минут раньше. Если это поможет… Или… раньше ложиться – всё это лихорадочно проносилось в голове. И уже, понятно, времени на кофе не оставалось, не говоря о сигарете. Где свитер? Чёрт! Бойлер надо выключить. Или включить? Какой бардак! Господи, никогда времени не хватает! Ни на что!
Наконец, она выскочила из дому и сразу успокоилась: ритуал соблюдён – только так она и умела начинать день. Ну, не получалось у нее по-другому. Она про себя всё знала; ей, вроде, что-то хорошее само в руки падает, а они вечно растопырены от спешки или недоумения, ну и валится всё мимо. А ещё она подозревала, что окружающие воспринимают её совсем иначе, чем она себя – лучше, что ли… А она для себя пальцем не шевельнет от лени. «Обойдусь», – это её словечко страшно бесит некоторых близких и не очень. Она всерьез считает, что без многого вполне можно обойтись. И обходится, и не утверждает, что это хорошо. Это, может быть, и вовсе плохо. Но парадокс состоит в том, что правильное отношение к реальному течению жизни в ней прекрасно уживается с непобедимой ленью по отношению к себе. Ну, не так, чтоб она уж вообще отказывалась от разнообразных благ, но… Если их надо добиваться, то лучше – нет, я в сторонке тут покурю покуда… Так и с деньгами – больших денег у нее нет. И не будет никогда. Они чувствуют, кто их любит, к тому и идут.
«А я, как ворона с сыром – даже то, что есть удержать не могу. А уж приумножить…»
Она стояла на светофоре и мрачно думала, что вот сейчас стУпит на дорогу, а тут машина вывернет, откуда ни возьмись. И всё… Или автобус, которым она ездит на работу, взорвется с очередным шахидом-камикадзе, а заодно и со всеми пассажирами. Никто не знает, как его жизнью там, наверху, распорядятся.
«Ну, ты идиотка! – сказала она себе. – Из-за твоих кретинских фантазий всё у тебя вкривь и вкось. Дура, ну просто дура полоумная»!
Пора уже представить эту заполошную дамочку: зовут её Маня.
«Это имя – твоя суть», – утверждает Манина подруга Дана. А Дана знает, что говорит.
Несколько лет назад она забрела в Манин книжный магазин, в поисках то ли анатомического атласа, то ли книг по компьютерам. Такой стати и красоты женщина давно Мане не встречалась, и она обомлела. Тут, в окрестностях, всё больше юркие, смуглые, мелкие или наоборот – тучные, громкие, бесцеремонные аборигенки. А если и разбавлены «русскими», то они тоже косят под местных или уж так отличаются, будто никуда не уезжали со своих малых рОдин, и так и ходят в ядовитых расцветок кримпленах, сверкая золотом и железом искусственных зубов и вышагивая по плавящемуся асфальту в лаковых туфлях на подламывающихся каблуках. Маня понимала, что её кто-то тоже видит глазами соотечественника, советского, разумеется, и безошибочно угадывает в ней эту родственность, навязанную по факту рождения. Но ей это было «до фиолетовой звезды» – как и что о ней думают. Она для себя самой была одной из функций собственного организма – рабочей. Вот так себя и позиционировала – «рабочая лошадь».
И правильно она себя определяла, потому что был сын-подросток с его учёбой, а больше неучёбой, шалопайством, добрым и доверчивым, но по-бараньи упертым характером, муж-алкоголик с постоянной проблемой работы, потому
