в. Дари, как обычные нормальные женщины – носки, пену для бритья – не обижусь. Не хочу быть должным. И вообще, зачем я тебе нужен? Старый больной волк, в холодильнике мышь повесилась, в кошельке не хватит пиастров, чтобы удовлетворить твои запросы.
Как голодная пантера, Нина выгнулась и, отбросив одеяло, бесстыдно шагнула навстречу Глебу. Неотрывно глядя ему в глаза, игриво закусив нижнюю полную губку, она сдернула полотенце с его бедер и провела пальчиком по животу, дерзко вторгаясь в запретную зону.
– У тебя много других достоинств, – промурлыкала она, недвусмысленно намекая на главное, по ее мнению.
Глеб уже готов был капитулировать, но все же продолжал лихорадочно обдумывать пути отступления. Однако их не было, полчаса назад сам отрезал, сказав, что на работе полный штиль. Тело не возражало против присутствия Нины. Однако мозг трусливо подавал сигналы «SOS», напоминая, что не хлебом (в данном случае) не телом единым жив человек, а кроме того важна душа, ее свобода. А Нина, кажется, не на шутку решила взяться за процесс окольцовывания Штольцева, который считал себя вольной птицей и не хотел быть помеченным. Уехав на неделю под расслабляющее южное солнце, он сильно рисковал бы своей свободой. Нина, как многие женщины, считала, что брак укрепляет отношения. Может это и так, но Глеба все устраивало в том виде, в каком было. Без роковой записи в пресловутых актах гражданского состояния.
Нина прервала поток его нерадостных мыслей, игриво прижавшись обнаженной грудью к нему и проведя руками по его крепким, мускулистым бедрам.
Мужчина перестал сопротивляться чарам обольстительницы, захватил одной рукой ее затылок, второй жадно обнял за талию и медленно, по-хозяйски поцеловал, вовлекаясь в ее игру. «Решаем вопросы по мере их поступления», – решил он и, подняв на руки, понес женщину на кровать.
Но, видно, Штольцев предварительно принес подношение каким-то богам, так как его отчаянное нежелание лететь на отдых с Ниной было услышано. В другой раз телефонный звонок, прервавший приятный процесс, заставил бы его чертыхнуться. А сейчас это был шанс «отмазаться» : трусливо убежать по срочному делу и на досуге найти убедительную причину отказаться от поездки.
Звонил Рогозин.
– Штолянчик, Штолюшечка, Штоленька, Штолюнюсик!!! Глебушка! Рабом твоим буду. Требуй в оплату, что хочешь. Клянусь, никогда в жизни больше ни о чем не попрошу.
Такой явный перебор с уменьшительно-ласкательными формами фамилии ничего хорошего не сулил. Но Глеб готов был ринуться в пасть к крокодилу, только бы избежать неприятного разговора с Ниной. Поэтому на лице он изобразил крайнее недовольство, а в душе тихой волной поднималось ликование. Какова бы ни была причина звонка, ничто не могло омрачить дух свободы, который уже явственно ощущался в воздухе.
– Рогозин, и не проси, я улетаю с Ниной на отдых, – по возможности твердо, чтобы показать женщине честность его намерений и в то же время не отпугнуть спасителя. В общем, как убегающая от петуха курица: «Не слишком ли быстро я бегу?!»
Рогозин, с которым они были родней братьев, естественно, сделал вид, что не услышал отказа, и продолжил:
– Глебушка, ты же понимаешь, я никому не могу это дело поручить. Ты лучший. Нет, ты единственный, кто может справиться.
По мере того, как Рогозин занимался «предварительными ласками», стремясь умаслить друга, на лице Глеба проступало поочередно недовольство, огорчение, возмущение, за которыми опытный физиогномист легко увидел бы облегчение.
– Да, друг, ты мне, конечно, подложил свинью, но отказать тебе я не могу. О компенсации мы поговорим позднее.
Такое быстрое согласие озадачило Рогозина, который подумал, что друг явно не в себе и нужно будет проверить обратную связь. Убедиться, правильно ли тот его понял – ведь просьба была явно не по его профилю. На всякий случай он переспросил:
– Так ты точно согласился? – и, получив положительный ответ, успокоился.
– Нинель, теперь ты понимаешь, я совершенно неудобный…партнер? – Глеб чуть было не произнес – муж и тут же прикусил язык. – Мне нужно бежать.
Нина возмущенно вскинула подбородок и приготовилась к обвинительной тираде, но мужчина предупредительно закрыл ей рот поцелуем.
И тут, будто озарение на него снизошло, и язык сам выдал очевидный вывод, не считаясь с неприятными последствиями, которые были обеспечены его хозяину.
– Ты видишь, я не могу лететь с тобой, не могу жениться на тебе. Я уже женат!
Нина едва не задохнулась от возмущения и обиды. Глаза ее гневно сверкнули, и она размахнулась, чтобы влепить пощечину. Реакция Штольцева была безупречной – он перехватил ее руку и примирительно поцеловал тыльную сторону кисти. Затем предельно серьезно сказал:
– Я женат на работе и никогда ее не оставлю.
*
