о сих пор.
Из хаоса складок пространства,
не ведая правды и лжи,
расскажет о смерти пространно
ещё не рождённая жизнь.
И птица ночная, тревожно
метнувшись вдоль кромки конька,
несёт свою тень
– осторожно! –
сквозь чьи–то миры и века.
Вешки
Меж полновесно зрелых дел
и суеты пустопорожней
строй вешек строгих поредел,
и мне с годами всё тревожней,
что я покину мир земной,
и вечной мукой неотвязной
мысль вознесётся вслед за мной:
Кем был я,
свято или праздно?
Как нет холодной пустоты
в бескрайнем зареве вселенных,
так все поступки и мечты
всех, в лету канувших,
нетленны…
Великая гибнет страна,
разором просторы разъяты,
и страшная наша вина,
что нет среди нас виноватых.
Я – русский
Я – русский. Родиною болен;
и в том никто не виноват,
что европейцем недоволен,
и азиат – увы! – не брат.
И наш отец единый Киев
не спас хохлов и москалей
от зла границ.
Кто мы такие,
какой идеи мавзолей?
Чужой устав нас раздражает,
а свой – себе же на беду;
Емеля весело въезжает
в толпу на печке.
На ходу,
зевак восторженных калеча,
печь превращает в пьедестал,
и вот со щукою он вечен!
Жить зрячим я уже устал –
из душ и крови человечьей
на пьедестал отлит металл…
Моя Родина во мне
как разрытая могила,
безразличная к вине
шарит в ней чумная сила,
вверх швыряя впопыхах,
без раздумий и вопроса,
и вождя тяжёлый прах,
и – безвестного матроса.
Расплодилось вороньё,
подгоняет рать чумную,
а народ молчит и пьёт –
поминает мать родную!
Поминальные слова…
А она – жива!
Жива?..
Недаром плакала кукушка
над этой дрянной головой;
жизнь, как гулящая подружка,
пошла дорожкою кривой.
Одним ударом идеалы
превращены в осколки слов,
и новых веяний оскалы
видны из сумрачных углов.
Взахлёб и зло, сердца пронзая,
идеи, мысли и мечты,
друг в друга мечем, огрызаясь!
… И под шумок, из темноты,
иных времён степные орды,
иных – ливонские полки
России стан – святой и гордый –
рвут бесшабашно на куски.
