к. Ошибки не должно быть. Выбраться из создавшегося положения можно, только убив этого человека.
Кашмен взглянул на часы над дверью: через минуту или немного позднее должен войти Харш.
Он ждал и слушал, чувствуя, что эти ненавистные секунды не лучше, чем угроза смерти.
Топот ног по коридору заставил его вздрогнуть. Дверь в кабинет резко распахнулась, и вошел Харш. Это был огромный толстый мужчина, похожий на борца. Форма СС плотно облегала его могучее тело и хрустела при каждом движении.
– Они будут здесь через двадцать минут, – объявил он Кашмену. – Потом – капут!
Он прошел мимо Кашмена и подошел к окну, разглядывая дикое место, которое называлось Бельзен. Кашмен сжал ручку ножа, который держал за спиной, и шагнул вперед, к широкой спине Харша. Тот резко обернулся.
– Ну-с, англичанин, как тебе это нравится? Слишком поздно драпать в Берлин, а? Ты думал, что поступил правильно, я вижу, что ты еще не удрал. Я скажу тебе, кто ты. Я ненавижу предателей. Тебя повесят раньше, чем меня. – Его маленькие красные глазки выражали ужас. Он снова повернулся спиной к Кашмену. – Тебе повезет, если твои соотечественники не войдут сюда первыми. Предателей не любят, Кашмен. Не хотел бы я быть на твоем месте.
Кашмен улыбнулся. Он понимал, что должен улыбаться.
– Не называй меня предателем, – хрипло сказал он. Голос его дрожал. – Постоянно только и слышу это слово, никогда не забываю о нем.
Его голос был знаком миллионам британцев, которые в течение пяти лет войны слушали его. Это был необычный голос: не очень глубокий, но хорошо поставленный, насмешливый, хриплый.
– В душе я больше немец, чем ты, – продолжал Кашмен. Он часто репетировал эти слова и этот момент. – Мое несчастье, что я родился в Англии. Но я сделал то, что велела мне совесть. И если бы все повторилось сначала, я поступил бы так же.
Харш нетерпеливо дернулся.
– Побереги эти слова для суда, – сказал он. – У тебя не больше двадцати минут свободы. Почему ты не идешь туда и не сдаешься? Они ждут тебя. В Англии найдется хорошая петля.
– Не устраивай мелодрамы, – сказал Кашмен, приближаясь. Он стоял теперь совсем близко от огромной спины. Как Давид перед Голиафом. – Иди сам, если ты такой храбрый.
Харш вздрогнул, но продолжал смотреть в окно. Для Кашмена наступил решающий момент. Несколько секунд он как зачарованный смотрел на широкую спину Харша, потом глубоко втянул воздух, размахнулся и изо всей силы всадил нож под его левую лопатку. Харш вздрогнул всем своим могучим телом. Из приоткрытого рта вырвался какой-то полузадавленный крик. В предсмертной агонии эсэсовец развернулся к Кашмену и, протянув к нему огромные волосатые лапы, качнулся, словно норовя вцепиться в горло своему противнику.
С расширенными от ужаса глазами Кашмен отпрыгнул и, прижавшись спиной к стене, судорожно зашарил рукой по поясу, где обычно висел пистолет. Кашмен забыл, что уже переоделся и оружие, как и все атрибуты формы, было надежно спрятано или сожжено в печи.
Харш сделал несколько шагов, потом силы покинули его, и он упал навзничь. Из раскрытого рта вместе с вырывающимся воздухом вылетали клочья розовой пены. Он раз-другой дернулся всем своим громадным телом и затих.
Кашмен стоял и смотрел как загипнотизированный в широко распахнутые мертвые глаза Харша. Он вспомнил, с какой радостью встретил приход к власти фашистов в том далеком 33-м году, как выступал на сборищах подобных ему жизнерадостных юнцов. Каких трудов и страхов стоило ему, как представителю Британского союза фашистов, пробраться в блокированную Германию в 39-м году. Как поступил в министерство пропаганды, а в 43-м году понял безнадежность фашистской авантюры. Он понял, что время еще есть, но конец неизбежен.
Спокойно и методично он начал подготавливать свою будущую безопасность. Он по-прежнему работал в министерстве пропаганды, по-прежнему выступал по радио для Англии, отравляя умы англичан фашистским ядом. А они слушали, потому что это было смешно. Он последовал за другими англичанами в Берлин, продолжая работать на Германию, но ждал удобного случая, чтобы привести в исполнение свой план.
Только после высадки в Нормандии британских, канадских и американских сил он решил, что пришла его пора. Тогда его начальство было занято собственной судьбой. У него была репутация хорошего слуги, ему доверяли и награждали. Он вступил в СС и был назначен заместителем начальника концлагеря в Бельзене. Это назначение ничего не изменило. Бельзен был первой вехой на пути к безопасности.
Следующим ходом было необходимо найти английского солдата, документы которого он мог бы использовать. Это заняло много времени и потребовало терпения, но в конечном счете он выбрал Дэвида Эллиса, человека, не имеющего родственников и привязанностей и, очевидно, друзей. Самым важным было то, что Эллис был единственным оставшимся в живых
