Ивашку? – сказал Иван по привычке с иронией и тут же понял, что теперь такое излишне.
– Сейчас, государь. Только сейчас ждёт тебя Сююмбике.
– А что же раньше, засветло тебя не прислала царица? Я бы к ней нарядным выездом пожаловал?
– Раньше было рано, а потом будет поздно. Решайся, государь.
В жизни каждого мужчины бывают такие моменты, когда доводится совершить полное безрассудство с упованием только на везение. Совершишь и думаешь потом: Первое – как хватило мозгов так собой рисковать? Второе – как так повезло, что несмотря на предельную опасность остался цел? И тем не менее, мужчины обычно на такие авантюры идут, кто-то раз в жизни, кто-то не раз. Иначе, наверное, остановился бы ход развития человечества и жизнь была бы пресной. Наступил такой момент безрассудства и у Ивана.
– Игнатий! – прокричал он. Постельничий тут же вбежал, видно недалеко он выходил вон. – Одеваться! И Дине одежду отдай. И сам облакайся. Гулять идём!
– Батюшки! Государь, ты что за дверью то творится видал? Пурга такая, что следов уже через мгновенье нету. И морозненько! Куда в ночь-то?
– Вешняков, ты замолчишь сам или сразу язык вырвать? Лучше сразу, думаю, чтобы не болтал! Постельничий виновато заулыбался, вроде что понял царскую шутку, но с этого момента не произнёс ни звука и язык берёг.
Вскоре с тыльной стороны царского шатра отодвинулся совершенно незаметный полог и на ночной мороз вышли три фигуры, среди которых царская выделялась осанкой и ростом. Дремавший в закрытых санях царский возница всегда был готов к выезду, лошади были осёдланы и менялись 3 раза в день, даже если царь никуда не ехал.
– Двигай по дороге к озеру, – сказал царь вознице и тот тронул. Проехав одну за другой три заставы, кони вынесли санный возок на ледяной простор озера Кабан и остановился. К саням русского царя приблизился другой санный экипаж, запряжённый четвёркой лошадей, масть которых в темноте и пурге было не разглядеть.
– На рассвете быть тут с десятком рынд! – приказал Иван, вместе с Динарией пересел в чужие сани и скрылся в снежной ночи.
Сани ходко шли по ровному льду, внутри было тепло. Предусмотрена была даже печечка, которая делала нехолодными сидения и отдавала тепло ногам путников. Динария молчала, опустив глаза. Иван про себя рассуждал. Ещё утром собственная персона и жизнь казались ему никчёмными. Наверное, даже если бы прекратилась жизнь в этот момент отчаяния, капризного приступа, он бы не пожалел. Как совсем не пожалел он тех стрельцов Микулинского полка, которые сейчас порубленные лежат и стынут на Арском поле. Если бы ни его повеление они сейчас в землянках да вокруг костров бы дремали, живые. А вот сейчас настроение переменилось и жизнь его, великого государя была важнейшей ценностью. И земля Российская, Богом данная ему в правление, уже казалась ему не волчьим углом, а благословенной державой, которую он будет лелеять, защищать и преумножать. Будет, если жизнь его не прервётся
