Костя где? Константин-плотник укажет. Я на рассвете размечу и за тря дня должна быть церковь.
Направив всех по делам, мастер быстро навёл порядок. Теперь дело было за Василием.
– Ты и ты за мной пойдёте к парому. Там на подводы и в Углич. – указал он двум ростовским мужикам, которые первыми вступили в схватку. – Этих… – он показал на избитых «казанцев» – вязать руки за спину и рогатками по двое! Через короткое время цепочка людей потянулась вниз, к реке.
А дедушка и внук присели на толстое бревно. Солнце садилось куда-то за Красную горку, справа кричали чайки над стрелкой Волги и впадающей речки Корожечны. Александр Иванович примял табак в трубке и закурил, неторопливо впуская дымные облачка. Потом раскрыл свою душегрейку и завернул в неё Сергулю, обхватив широко большой и сильной рукой. Сергуля прижался к деду как можно сильнее и не было для него в целом свете никакого более уютного и надёжного убежища. Не было ничего роднее этого запаха табака, уверенного голоса, морщинистых загрубевших рук. Сергуля вдруг вспомнил про хлеб за пазухой, запрятанный туда за обедом.
– Дедуля, ты ел? – спросил он, разворачивая тряпочку. – Бери, ломай!
– Нет, внучонок! Ты сам ломай и ешь. Или пальцы болят? Может тебе разломить?
– Да я кусать буду. Дедуля, а вот куда журавли летят? – высоко в вечереющем небе показалась вереница птиц.
– Это не журавли, это гуси. Слышишь, даже оттуда гаканье такое доходит, а у журавлей клёкот.
– А чего они тут не садятся? Воды полно вокруг.
– Гуси могут дальше на север, у них перья да пух плотные. А на севере может еды им побольше, вот и летят туда. Может до Бела-озера, а может и до самой Свири дотянут.
– А чего они не клином летят, как журавли?
– Гуси тоже клином летают, просто вожак устал. Места знакомые, вожак может и передохнуть. Идут вереницей, или ещё косяком называют. Ломаной такой линией, чтобы каждого видно было и никто не отстал, не пропал.
– Деда, а вот где ты родился это… это где?
– Куда солнышко садится там и родился. В Тверских местах Там речка, где можно острогой ткнуть в воду и сразу пару рыб вытащить. Хорошие места, богатые, сытные!
– А мне милее наше Напрудное, Неглинка, Москва-город. Это, наверное, потому, что я там родился, да?
– Да и я прикипел к Напрудному, а ты и вовсе ничего не видел, кроме него. Хотя теперь видел! – поправился Александр Иванович.
– Да, видел уж почти всю Русскую землю, и Казанскую видел. А вот ты, деда, расскажи, как я родился?
– Ну как все, от мамки. Ходим же с тобой на кладбище, мама твоя – моя дочь Елена и бабушка Нюра там лежат. Всё знаешь сам! – сказал Молога и уставился немигающими глазами на ближайший ивовый куст, будто увидел в нём что-то невероятно
