Посидишь, сынок? – жалобный бархатный голос матери.
– Мне надо доклад завезти, не успею.
Не желая слушать мольбы и упреки, я сбросил трубку и снова положил обе руки на руль машины. Степные просторы проносились за окном, где-то мелькали пасущиеся лошади и коровы. Домой.
Спустя 15 минут я уже открывал ворота материнского дома. Услышав возню ключа в замке, пес радостно залаял. Я вошел и на меня тут же налетело огромное косматое чудовище. Я машинально поймал его и прохрипел:
– Ох, Дюк…
Моя метровая серая, с коричневыми пятнами, дворняга весело поставила треугольные уши. Отбрыкиваясь от диких собачьих ласк, я увидел открытую дверь.
– Сына!
Я улыбнулся и пошел навстречу, отталкивая Дюка ногой. Мать, невысокая красивая женщина с редкой проседью в каштановых волосах, припала мне в объятия.
– Мой маленький, такой высокий ты у меня! Пойдем в дом.
– Да нет, я…
– Идем!
Я подчинился и мы, подравшись с Дюком у двери за право войти, зашли внутрь. Это был небольшой частный домик, купленный мной 6 лет назад, с повышением. Он стоял на окраине, вдали от городской суеты, непривычной матери, и обладал маленьким огородом. Уезжая надолго и не хотя мучать пса, я оставлял его у нее.
– Ну, рассказывай, – потребовала мать, ловко наливая суп в тарелку.
– Да что там рассказывать, – рассеянно пробормотал я, оглядывая светлую кухонку с голубыми обоями. – Обычный город. Да и не красоты я рассматривать поехал.
– Ой, – нетерпеливо сказала она, силой сажая меня на стул и придвигая обед. – Катаешься, катаешься, ничего не смотришь, и меня не берешь…
– Мама, – последовал раздраженный ответ, – я же по работе. А тебя я и так каждый год на отдых отправляю.
– Нужен мне этот отдых без тебя, – ласково проворчала мать, прижимая мою голову к себе. – Ну ладно. Устал поди, иди полежи.
– Не успеваю, потом заеду, – давясь, ответил я и встал. Мать всплеснула руками но, вместо того, чтобы запричитать о том, что ей уже скоро на тот свет отходить (в 57 лет, ага), а внуков все еще нет, вместо этого вдруг грустно улыбнулась.
– Как все-таки вы… ты похож на отца. Тот тоже куда-то постоянно торопился.
Я вспомнил, как в детстве мать часто всплескивала руками, говоря: “Я не женщина, а какая-то ксерокопия”.
– Спасибо за сравнение.
Мой отец ушел 17 лет назад и торопился он отнюдь не на работу, которую потерял в тот же момент, как получил инвалидность.
Воцарилось молчание, не от того, что нам нечего было сказать, а потому, что не хотелось. Наконец я сказал:
– Я пойду…
– Давай.
Я еще раз дал себя обнять и ушел, затолкав пса на задние сиденья.
Всю дорогу Дюк торчал из окна и топтал грязными лапами мне сидушку. Когда я в пятидесятый раз пригрозил ему запихнуть его в багажник, мы подъехали к участку. Взяв собаку, я зашел в здание.
Я отпустил поводок, дав Дюку способно бежать к его хорошо знакомому зданию. Засунув руки в карманы, я хотел погрузиться в свои мысли, когда пес резко развернулся.
– Че те надо? Еду я не брал.
Он гавкнул и игриво пригнул голову к земле.
– Дюк, нет.
"Дюк да" – прочитал я в его глазах.
– Нет.
"Да"
– Старикам несолидно носиться.
Он качнул головой. "Не мели чушь. Я даю тебе 3 секунды"
– Я устал.
"А я нет. Три"
– Пожалуйста.
"Два"
– Тут люди!
Не тратя лишних секунд на ответ, пес подскочил и со скоростью качущегося со склона лыжника поскакал к участку. Я вздохнул и припустил за ним.
После бесконечных скачек, у самой двери, я (правда, наступив на поводок) догнал его и повалил на землю. Разразившись злорадным хохотом, держа колено у него на пузе, я восклицал:
– Поймал, я поймал!!!
Когда Дюк уже хотел издать причитающий вой, резко распахнулась дверь и раздалось ехидное:
– Если бы ты так же ловил преступников, наша профессия уже бы не понадобилась.
– Здрасть, тащ капитан, – улыбнулся я, поднявшись.
– С возвращением.
Поднявшись,
