избалованной девчонкой или изнеженной женой нового русского. Я всегда имела тот необходимый минимум, чтобы оставаться довольной своей жизнью. И теперь у меня всего было вдвое меньше, но, как ни странно, я не чувствовала себя лишенной благ.
Почти пять лет у меня было все, хотя я мало, в чем нуждалась. Но еще студенческая привычка – обходиться тем, что есть, спасла после расставания с жизнью, полной удобств, шика и возможностей.
Как все было полярно в моей жизни с Кириллом! У меня было все, и одновременно я испытывала ужасный дискомфорт, будто должна была платить за то, что имею больше, чем другие. А на самом деле не имела ничего, кроме иллюзий о собственном счастье.
Нет, я не осуждаю Кирилла за то, что он почитал свою мать, как богиню. Но никогда не могла понять, почему любовь ко мне не перевесила всё? Ведь он любил меня. И еще как! Я помню это здоровское ощущение, когда тебя любят, холят и носят на руках. Только все это спряталось за продолжительными периодами нравоучений Натальи Андреевны и все реже проглядывало сквозь суровые будни. Все, что у меня оставалось, – это семейные праздники. И то я быстро их возненавидела, потому что его семья диктовала настроение. Моя же семья вообще не принималась в расчет.
Первое время после развода даже с подругами не ходила на вечеринки, дни рождения – у меня срабатывала защитная реакция. Но в отпуске все наладилось само собой, и я вернулась к прежнему ритму жизни: веселушка, хохотушка, задира и немножко бандитка.
Ну вот, я все время возвращаюсь к мыслям о жизни с Кириллом. Конечно, это часть моего прошлого, громадная и значимая часть, и я не могу так сразу об этом забыть. Был получен колоссальный опыт, который, несомненно, сделал меня еще сильнее.
Итак, я переехала в Алушту. Родина матери стала и моей родиной. Я всегда любила этот край.
А как его можно было не любить? Триста солнечных дней в году!
Я, наконец, устроила себе на чердаке комнату, которую сто лет не могли привести в божеский вид. В отпуске не хватало на это времени: все отдыхали да развлекались. Но теперь-то у меня его было, хоть отбавляй.
Вместе с мамой мы подготовили сад к осени, а по сути, и к зиме тоже, закрыли рекордное количество солений и варений, заготовили овощи и насушили фрукты. Наш подвал кряхтел от переполненности.
И все, казалось бы, хорошо: и мама в настроении, да что там – счастлива от моего присутствия рядом, и я воодушевилась на планирование новой жизни, и даже Сенька, как будто заново на свет родился. Но вскоре вопрос о трудоустройстве встал сам собой. Предложений от службы занятости не поступало. А я – здоровая, сильная, предприимчивая – могла бы вывести нашу с мамой жизнь на более высокий уровень. Моя совесть не позволяла расслабиться и повиснуть на «тонкой» пенсии мамы.
К тому же я не могла сидеть за маминой спиной: быть домохозяйкой – это полностью противоречило моему образу жизни. Мамочка не понимала, что заставляло меня все время куда-то стремиться, бежать, искать. Мне всегда требовалось гораздо больше общения, чем, например,
