животик и ворчал, словно оголодавший кот. Ясное дело, разговоров в столь ответственный момент он не вел.
– Ну, так вот, – сказал Никитич, закончив, наконец, уже казавшийся бесконечным процесс поглощения пищи, и откинулся на спинку массивного дубового стула. – Начнем, пожалуй. Э-э-э… С чего же? Ну, само собой, с меня. Я вот как есть домовой, а Весняна – домовена, внучка то бишь. Усек? – и с любопытством воззрился на Антона: как, мол, переваришь такую новость…
Странно, но Антон почему-то ничуть не удивился. Ему на миг показалось, что он снова свободно плывет в жемчужном тумане, и это была реальность, просто другая, но тем не менее существующая.
– Тебе там, в Вышемирье, должны были разъяснить, – несколько разочарованно продолжал Никитич. – Я, вишь, в науках этих не силен, мы с Весняной более чувствуем, да и живем поболее, чем ты…
– О себе говори, дед, – сердито прервала его Весняна. – Я не более чем он, живу в этом мире!
– Вот то-то, в этом мире… – ехидно было начал Никитич, но, уловив опасный блеск в глазах внучки, живо поправился. – Ну, это… Зелена еще, конечно. Так чего-нибудь ты там, в Вышемирье понял, нет?
Антон растерянно пожал плечами:
– Это было так фантастично… Какая-то планета живая. Вроде как наша Земля, но без городов. Так просто не расскажешь. Если честно, я ничего не понял. А лекций там никто не читал. Совсем честно – так просто растерялся.
– Оно, конечно, – кивнул дед. – Даже нам внове каждый раз в Вышемирье попадать. Да и опасно долго там быть нам-то. Мы еще не выслужили и не заслужили. Но, поелику вернулся ты оттуда целым и невредимым, да еще Силы поднабрался, верно мы тебя нашли: приняло тебя Вышемирье, и даже сама Мокоша помощь оказала. Значит, ты тот, кто есть. И нам за то благодарность дана Мокошей, которая нам о тебе поведала. А поелику так, то обрядовал я тебя правильно, и отныне посвящен ты, вразумлен и миру открыт – и этому, и прочим. С рождением тебя, Ант!
Произнеся эту торжественную тираду, Никитич парадно приосанился, огладил бороду и со значением воззрился на Антона. Весняна порозовела. В комнате воцарилось ожидающее молчание.
Антон во все глаза глядел на деда с внучкой и ничего не понимал.
Никитич сердито засопел, а затем сварливо осведомился:
– Ну, теперь-то вспомнил?
– О чем?
– О том, кто ты есть! – раздраженно рявкнул Никитич. – И зачем я для тебя немеряно глотку драл?
– И не просто драл, – с ехидством сказала Весняна, – А как в опере. «Иван Сусанин» называется…
– Цыц! – взвился дед. – Ну что за девка, что ни слово – то шило!..
Антон как-то уже начал привыкать к постоянной перебранке этих удивительных личностей – похоже, это было для них действенным средством снятия стресса, как для народных масс в России – бутылка водки или бессильные плевки в адрес олигархов и воров-чиновников.
– Что я должен вспомнить? – сердито осведомился
