прозвучал откуда-то с нижнего этажа, Артур серьёзно задумался, не сходит ли он с ума.
Пытаясь оправиться от негодования, он вспомнил, что это страшное и одновременно обнадёживающее послание доставил некий особенный гость…
Даниэль
Когда безымянный слуга удалился из кабинета господина Велиара, то он энергично и без промедлений направился в парадную залу, где был оставлен сам внук Артура. Под наследником знатной династии, принцем голубых кровей и представителем древнего рода подразумевался человек довольно примечательный. Но выделяла его, прежде всего, не приверженность к привилегированной фамилии.
В парадной зале полукруглая и огромная лестница в два крыла была сделана из белого мрамора. С головокружительно высокого потолка прохладно серебрились переливы рогатой люстры с водопадами из горного хрусталя. Всё помещение сравнимо с облаком из-за обилия белого цвета, выполированных до глянца поверхностей и лёгкой ажурности на винтажной мебели. Даже в кремовый атлас софы, пуфов и кресел, казалось, вплетены блестящие нити.
Сияющее великолепие парадной залы отразилось в ядрено-розовом пузыре жвачки, который медленно, но до огромных размеров надувал внук Артура. Пузырь лопнул, и последовало эхо, от которого неожиданному визитёру стало неудобно и волнительно. Он вытащил жвачку изо рта и не знал, что с ней делать. А заслышав шаги на верхнем этаже, и вовсе растерялся и прилепил её под сиденье софы, на которой скромно располагался.
Он и не предполагал, что мрачный фасад особняка будет скрывать такой сверкающий, белоснежный мир. Но более того, он представить не мог, как здесь было бледно и темно до его появления.
Безымянный слуга, сбежав по лестнице и спешно приблизившись к нему, сказал:
– Даниэль! Артур принял письмо и повелел ожидать его в скором времени.
Молодой человек облегчённо улыбнулся и произнёс с горячим чувством:
– Спасибо Вам!
Эти слова благодарности неподдельно тронули человека, привыкшего быть безликим исполнителем приказов. Но он только учтиво кивнул и пригласил подняться в гостиную на второй этаж. Она не уступала парадной зале величиной и просторностью. Снова здесь присутствовало обилие камня, но он уже тёмно-изумрудный. Это была комната, подобная чаще дикого сада, где взгляд утопал в зелёном бархате и в приятном полумраке. Мебель затемнена временем настолько, что казались обсидиановой. В гостиной располагался высокий орган. По бокам его находились два пышных букета белых лилий в позолоченных вазах. Той же позолотой отливали и рамы картин с пасмурными пейзажами гор, сонных равнин. На некоторых запечатлелся исход лета со спелыми пшеничными полями, на других – зыбь весенних рек и веера ив. На полотнах теплилась изнеженная и меланхоличная майская заря, восходили луны и таяли сиреневые очертания городов. Эти картины
