p>
– Чтобы мы тебя видели – добавил отец.
Переступив бревно, Петька оказался в диком лесу и почувствовал себя искателем приключений. Он брел и брел, пока не заметил кое-что интересное. На полянке стоял пенёк. На пеньке сидела девочка: две косички, желтое платьице и один сандалик на расцарапанной ноге.
Будучи настоящим джентльменом Петька поздоровался первым. И тут обнаружилась другая странность – девочка не плакала. Совсем. Даже глаза не покраснели. Словно ей было всё равно.
– Ты потерялась? – она мотнула головой.
– Я Петька!
Девочка молчала. Петька решил, что она заколдованная принцесса, и пока он не найдёт вторую сандалину – девочка не заговорит. Закатав рукава, он бросился грудью на кусты ежевики, обошел все сосенки, посмотрел под каждым лопухом, но нигде не нашел проклятой обуви.
Вскоре он услышал злой голос мамы, которая, оказывается, искала его.
– Мне пора идти – сказал Петька
– Стой, отгадай загадку: зимой и летом, одним цветом.
Соловьяненко честно задумался, и вдруг улыбнулся.
– Елка!
– Правильно.
Где-то вдалеке гаркнул папа. Или это старая ворона?
– В лесу, на лесянине сидит птица-веретеница, никто от нее не отвертится: ни царь, ни царица, ни красная девица. Кто это?
Петя вдруг побледнел – эту загадку он тоже помнил – и побежал. Долго петлял, а всё не останавливался, но вновь и вновь оказывался на той поляне, словно сила его влекла какая-то. Когда он совсем выдохся, двинул к старому пню.
Там ждала она. Совсем старуха.
– Я знаю ответ на твой вопрос! – смело произнёс Петька, глядя женщине прямо в глаза.
– И кто же это?
– Ты!
/Время смерти 7:30 утра./
Карточка
«Наша смерть, вернее то, что кажется смертью, происходит не с нами, а с другими людьми» © Макс Фрай
– Это грех!
– Это порча корпоративного имущества!
Нет, ну как он мог? Он знал, что будет штраф и платить будем мы с мамой – не он. Впереди показался заводской ДК, я там когда-то играл Онегина, ещё в школе.
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.»
– Выдумал, блять!
– Как это вообще получилось?
Последние два года стали для него невыносимыми. Производственная травма, которую так и не пролечили до конца, всё чаще давала о себе знать.
– Лет семь назад он подписал контракт, мол всё его имущество переходит в собственность завода, как и тело. Лучше б лицензию продал, честное слово!
– Их уже не принимали…
– Были же чёрные перекупщики!
– Были… ладно, Сень, я подумаю, что можно сделать, если совсем тошно станет – звони.
– Спасибо Тонька, спасибо.
Подъезд пропах сырой штукатуркой, из подвала несло канализацией и плесенью. Я отпер дверь и вошёл в квартиру. У ног тёрся кот, рыжий и мордатый. Скоро весна, опять уйдёт.
Он тоже скучал. А я, не знаю, больше злился. С тех пор как отец нас бросил дядя Женя приходил каждый день, потом остался насовсем. «В таком-то возрасте и с сестрой!», «Хороший мужик, не бросил», «Странные они, а Арсюша-то вылитый Женька». Разные слухи ходили.
Только враньё всё это. Дядя с другого края страны сорвался, чтобы сестре помогать, меня воспитал как родного.
Однажды он принёс исцарапанный диск.
– Клааааасика. Сенька, тащи бандуру, смотреть будем!
– Ми… миа… мия…
– Миядзаки, Хаяо Миядзаки.
– Ветер крепчает?
– Хорошо.
«Самолет – это вовсе не оружие войны и не орудие для коммерции. Самолет – это прекрасная мечта, а конструктор – тот, кто эту мечту воплощает».
Фраза, зацепившая Дзиро, тронула и меня.
– Вырасту – стану конструктором – вторил я ему.
– Отличная мечта – сказал дядя, вслед за мамой мальчика.
