замечательное лицо. Только подумать! Какое у Вас лицо!.. Если бы я был изгнанным демоном, тот вспомнил бы о небесах, глядя на Вас, – склонив голову набок, медленно сказал художник.
– Вы так хорошо знаете падших ангелов? – быстро очнулся Даниэль.
Кристиан открыл в себе новое качество – желание поделиться чем-то личным с другим человеком. Сейчас ему огромное удовольствие доставлял сам факт такого разговора. Душистым медом в яде его одиночества растворялась возможность их беседы, и он упивался ей. Увлечённо он произнёс:
– Падшие ангелы иногда руководят моей кистью. Мои картины – доказательства. Они не пугают Вас?
– Меня пугают люди, исподволь творящие зло с милейшей улыбкой. Или люди, которые распинают, но лицемерно прикрываются крестом и добродетелью. А Вы-то что? – ответил Даниэль, отводя взгляд.
– Я должен был писать фрески в соборах. Вот такой я латентный ортодокс. Так в моей семье хотели. У меня в роду огромное количество и монахов, и священников. Они вращаются вокруг праведности давным-давно, как кольца Юпитера. А я покинул орбиту, привлечённый космическим холодом или другой особенной для меня звездой. Может, Денницей? «Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера». Мидиан – на краю севера, поэтому я так тянулся сюда. И я среди господнего воинства своих родственников являюсь чем-то другим.
Даниэль нашёл совпадение в том, что он тоже являлся для династии Велиаров «чем-то другим». Оба они – отступники. Он ответил откровенности де Снора взаимностью:
– А я сейчас должен жить образцово и просто на родном морском побережье. А мне так хотелось мятежа и скитаний!
– Да! Мятежа и скитаний! – вырвалось у Кристиана. Эта фраза звучала у него не так романтизированно, как у Дани, а бурно и воинственно, с вызовом, с предложением дуэли. Он продолжил:
– Признаться, если бы я не стал тем, чем я являюсь, то я…
– Спился бы от скуки! – выскользнуло у Даниэля.
Кристиан засмеялся:
– Да! Не иначе! Может, имена наши тоже одинаковы? Меня зовут Кристиан. Чем не христианин?
Даниэлю казалось, что на ветхозаветном древе познания Добра и Зла крона должна иметь такой же оттенок зелёного, как взгляд этого художника.
– А я просто Дани Велиар, – прозвучал ответ.
Живописец первый протянул руку, которая привыкла держать кисти, бокал с вином, мундштук, женскую грудь, поэтому рукопожатие отдавало новизной.
– О! Велиар! Дух разрушения, блуда и мирового бесчинства! Как прекрасно! Как в одном из посланий: «Какое согласие между Христом и Велиаром?» Даниэль Велиар, ты пьёшь вино? – с этими словами Кристиан, легонько ударил босой ногой о тумбу, чья дверца тут же открылась с визгом, а там… а там то, на что де Снор не мог скупиться: в ряд стояли дорогие элегантные
