ова записывал что-то в блокнот. Проглядел свои записи: «Растерянность, суженные зрачки, тревога». Нарисованные глаза. Я закрыл блокнот.
– Достаточно.
Свет в комнате выключился, и человек невольно погрузился в сон. Медсестра ввела ему сыворотку в шею, и я ушёл. Когда она проходила мимо, подмигнула.
– Подожди, – остановил её я.
– В чём дело, Номер Один?
Я смотрел в её синие без зрачков глаза. Отвёл взгляд, почёсывая нос.
– Ничего, Номер Два. Просто хотел сказать, что ты хорошо поработала.
– Спасибо! – радостно улыбнулась она, обнажив синие зубы. – Вы тоже были на высоте, Номер Один.
– Спасибо, Номер Два. Извини, что задержал. Иди.
Она ушла, улыбнувшись на прощание, стараясь скрыть раздражение от моего повелительного тона. Она постоянно так делала. Ей не нравилось со мной работать.
Я сел в мягкое колючее кресло, чувствуя, как иголки вонзились в кожу, и удовлетворённо прикрыл глаза. Массаж – разве не чудо-средство против переутомления? Или – как бы я написал в блокнот, если бы наблюдал за уставшим человеком – лучше сказать, некая апатия, а не переутомление.
Встал с кресла и направился на выход.
Если вы подумали, что меня зовут Номер Один – это не так. В комнатах исследования имена не используются, нужно называть другого так, как этого требует его статус на данный момент. Например, я был главным исследователем – наблюдающим, и я – Номер Один. Медсестра была провокатором, то есть она – Номер Два.
В общем-то, в комнате исследования только два главных Номера, а остальные делают всякую компьютерную работу, которая, конечно, важна, но не настолько, как работа наблюдающего и провокатора.
На мой взгляд, я бы называл Номер Один провокаторов. Они делают гораздо больше работы, чем наблюдающие. Они разговаривают с людьми. Они сами притворяются людьми.
Мне кажется, они очень храбрые. Это глупо, но при мысли о том, что я буду притворяться человеком и разговаривать с настоящим, меня пробирает дрожь.
В любом случае, моя работа мне нравилась. Правда, очень. Однако…
– Три года, Вин де Ойл. Это слишком, тебе не кажется?
Мой друг работал в комнате исследований уже четыре года, но его постоянно повышали, давали премии и тому подобное.
Но я… я работал там три года, и меня ни разу не повысили. Никаких премий, почётов, дополнительных заданий, о которых я так мечтал.
– Осторожнее с желаниями, друг, – лишь ответил тот, просматривая записи в блокнотах.
Я заглянул ему через плечо, увидел слово «любовь».
– Любовь? – поднял бровь я.
Вин де Ойл резко закрыл блокнот и нахмурился.
– Прекрати. Это против правил – помогать друг другу. У каждого есть своё исследование.
– Я же просто спросил.
Он хмуро отвернулся. Какое-то время мы молчали.
– Так, значит, серьёзно любовь попалась? – осторожно поинтересовался я.
Вин де Ойл раздражённо вздохнул, цокнул синим языком и кинул блокнот на стол.
– Да.
– Сложно, да?
– Да.
– Давно исследуешь?
– Неделю. Почти близок к разгадке.
– И что? Есть причина?
– Конечно, есть. У них всегда есть причина.
– Как же предсказуемо.
– Звучит разочарованно. Осторожнее, а то я подумаю, что ты стал гуманнее к ним относится.
– Немного неуместно использовать это слово. И я вовсе не разочарован. Скорее, завидую. Тебе попадаются такие интересные исследования.
Вин де Ойл кинул на меня косой взгляд, думал – ударить меня или воздержаться? Воздержался.
– Можешь не нагружать мою систему своими назойливыми вопросами? Подойди к Вышке и скажи всё, что говоришь мне.
– Ты что, серьёзно?
– Ну, естественно.
– А, знаешь, я так и сделаю. Так и сделаю.
Вин де Ойл кивнул, не слишком уверенный в моих словах (собственно, как и я), и я ушёл.
Так странно, что среди наших существует такое клеймо, как «неудачник». После того, как они начали изучать людей, они стали говорить, как они. Глупее может быть только то, что это клеймо – на мне.
Естественно,
