возвестник молнии, я – тяжелая капля из грозовой тучи, и имя той молнии – Сверхчеловек.
Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра
Глава I. Несбывшаяся мечта
Холодный встречный ветер немного затруднял движение. Полы плаща развевались. Путник опирался на короткую палку и ступал по рыхлой земле. Погода нынче не очень-то дружелюбна к нему. Но это его не останавливает.
Он был ведом светлой мечтой, которая еще с юных лет всецело его влекла.
Несколько месяцев заняло путешествие по землям Империи. Далее странствие продолжилось морем: посетив Асдарию и Кораир, он прибыл в Рахидим.
Объездить весь мир – вот заветная мечта его жизни.
Увидев величественные горы Рогадма, он осознал, что путешествие, полное восторженных открытий, будет продолжаться еще много дней. Казалось, что горные вершины соприкасаются с горизонтом и служат опорой небосводу. От этого зрелища перехватило дух.
Дальнейший путь пролегал через деревню, где путника встретили с необычайным гостеприимством. Люди поприветствовали его, встал, чтобы попрощаться, намереваясь продолжить путь, его остановили:
– Полно, господин, как можно странствовать в такую непогоду! Переночуйте у нас, а завтра, даст бог, в добрый путь.
Путник выглянул на улицу и посмотрел в небо. И правда, вот-вот ударит гроза. «Ничего страшного, пережду».
– Расскажите, откуда прибыли-то в наши края? – спросили его, когда он вернулся за стол.
– Я уроженец города Флюввиц, это в Варишехе. Слышали, наверное? Я всю жизнь мечтал объездить целый свет. Так что мечта моя понемногу сбывается, как видите.
Он смеялся так искренне, так по-детски радовался, рассказывая о своем походе, что слушавшие его люди заражались этим настроем и тоже смеялись.
– А зовут вас как?
– Гудвин. Знаете, когда увидел горы, на западе, – с живостью говорил он, – внутри у меня все перевернулось от восторга.
– Вид красивый, спору нет. Ну а дальше куда отправитесь, то бишь после Рахидима-то?
– Туда вот и отправлюсь, прямо к горам. Что еще может так захватывать?
– Это вы напрасно задумали, не место там для одинокого путника. Дурные это края, сгинете там, не дай бог, поберегите себя!.. – наперебой говорили жители деревни.
– Что ж в них дурного? – рассмеялся Гудвин.
– Люди там живут неприятные… – сказала одна женщина.
– Эк ты ладно выразилась! «Неприятные!» – перебил ее мужик. – Дикари самые настоящие! Изверги! Откажитесь от этой затеи, добрый человек!
– Не надо так о людях, не надо, – возразил Гудвин с улыбкой. – Со всеми можно общий язык найти, так еще отец мой покойный говаривал.
– Ох, рисковое вы задумали дело, опасное. Отказались бы, пока еще не поздно.
– Не могу, друзья мои, я за мечтой следую и готов все препятствия преодолеть ради нее. А знаете, я вот убежден: нет ничего недостижимого для человека, если у него есть цель и мечта.
Гудвин не прислушался.
На следующий же день он отправился в путь. Накинул серый плащ, дорожный мешок для удобства повесил на палку, которую положил на плечо. А несколькими днями ранее купил на тамгирском рынке крепкие сапоги, ведь в случае непогоды башмаки, служившие ему уже не один год, грозили порваться.
Приближаясь к горам, он все чаще встречал на пути деревянные изваяния, изображавшие женщин с воздетыми к небу руками. Будто бы они приносили кому-то жертву или совершали ритуал поклонения иного рода.
Даже воздух в этом безлюдном месте внушал беспокойство, но Гудвин, хотя у него и появлялись тревожные мысли, отгонял прочь любые сомнения. Ему стоило прислушаться к голосу интуиции и вспомнить предостережения жителей деревни, но он не сделал этого.
И поплатился.
***
Пещера была сырой и холодной. Ее тускло освещали несколько факелов. Царившую тишину нарушал лишь стук капель воды о шершавый камень.
Бездыханное обнаженное тело Гудвина лежало на влажной земле. В правый глаз был вонзен кол, а на самом теле зияли свежие кровавые шрамы.
Труп изучала с каким-то нездоровым интересом старуха, нацепившая ожерелье из звериных клыков. Она то осматривала его, то обнюхивала, сильно наклоняясь.
– Не подходи близко! – Из темной части пещеры появился старик с глиняной чашей в руках. Он окрасил лицо символами, смысл которых вряд ли бы уразумел простой обыватель, и, вероятно, готовился к обряду. На одной из его щек,
