человек и можно ли с ним вести какие-то дела. Орбели вел себя всегда подчеркнуто гостеприимно, радушно, тем не менее, это не мешало быть ему жестким и даже жестоким в бизнесе, и неизвестно, что сталось бы с Сукиасяном, окажись они волей случая по разные стороны баррикад. Между прочим, такое всегда может случиться, особенно если дело касается денег.
Вскоре у планшета закончился заряд батареи, и Сукиасян, за неимением лучших занятий, вынужден был уставиться в окно. То, что он там увидел, его не обрадовало. Казалось, что от востока до запада, от севера до юга все пространство занято машинами.
«Как беженцы, которые после окончания войны возвращаются в родной город», – подумал Сукиасян. Яркий свет слепил его, словно вокруг были прожектора.
– Ты хоть что-нибудь видишь? – спросил он у шофера.
– Вижу, – неуверенно ответил тот, вглядываясь во мрак, разбавленный белыми и красными огоньками.
Сукиасян тяжело вздохнул и закрыл глаза. Только сейчас в каждой клеточке тела он почувствовал усталость после этого перелета. Его утомил не столько сам перелет, как то, что ему предшествовало. Эта нервная суматоха, сборы вещей и покупка билетов, да и к тому же сорвалось многообещающее свидание. Кто ему компенсирует? Разве что Орбели, как и в прошлый раз, организует сауну с девочками, где он, Сукиасян, почувствует себя в своей тарелке и расслабится. Но это после, для начала следует передать деньги, остановиться в какой-нибудь гостинице и поужинать в нормальном армянском ресторане.
Сукиасян, как истинный патриот, даже находясь далеко за пределами Армении, предпочитал все армянское. Кухню, телевидение, прессу. Это давало ему приятную иллюзию, что он находится дома, защищен, и что все у него под контролем.
Сукиасян угрюмо смотрел в окно, ненавидя этот день. Вот-вот водитель остановится, и ему придется выйти в этот дождь в своем любимом пальто из верблюжьей шерсти. «Ну и погодка здесь. Дождь, холод, не то что в Ереване, где можно сидеть в рубашке и пиджаке и спокойно пить кофе на улице. Здесь собаки, наверно, и те мерзнут».
Водитель высадил Сукиасяна прямо у Багратионовской. Москва уже загорелась огнями.
Сукиасян, выйдя из машины, поежился и спешно открыл зонтик. Капли холодного дождя разбивались об асфальт. С шумом проносились машины, оставляя за собой шлейф брызг. Сукиасян нырнул в подземный переход, смешавшись с толпой мрачных цветов и оттенков.
Сукиасян ощущал дискомфорт в нескончаемом людском потоке. Люди шли на него сплошной стеной, как в фильмах ужасов про зомби. Взгляды у них были такими же пустыми, бесчувственными, со стороны казалось, что это не люди, а некие терминаторы, и что будущее машин уже наступило.
Он уже издалека приметил стройку. В Багратионовском проезде строили крупный медицинский центр. По периметру строительная площадка была огорожена колючим забором, словно там планировали создать концлагерь.
Из-за долгих дождей почву размыло, и вся площадка представляла собой чавкающую грязь, в которой тонул строительный
