звивающаяся река. «Это неправильный пожар», – мелькнуло в голове. Пламя не может так себя вести. Обычно пожары распространяются постепенно, перекидываясь на соседние строения и пожирая их, двигаются дальше. Но тут же, горело сразу и все. Застыв, я не знала, как поступить. Двигаться вверх по улице было равносильно самоубийству. Есть другой путь, нужно только вспомнить. Откуда-то сзади раздался низкий утробный вой, так могло кричать животное, попавшее в смертельный капкан и чувствующее приближающуюся смерть. Инстинктивно я развернулась и с ужасом поняла, что кричит вовсе не животное. Молодая женщина баюкала на руках маленький дымящий сверток и исторгала из себя нечеловеческие рыдания. Девушка раскачивалась, будто в странном, нелепом танце, крепко прижимая к себе полуистлевшее одеяльце и то, что оно скрывало. Я не могла смотреть, все происходящее выглядело нелепым абсурдом, ибо не может ни один бог допустить такого ужаса.
Нужно было бежать, найти своих родных, спасти хоть кого-нибудь, но ноги не делали ни шага. Внезапно женщина замолчала, подняла голову и посмотрела на меня своими мутными красными глазами: «Беги». Я скорее прочла слово по губам, нежели услышала в этом хаосе. Но все равно не смогла двинуться, словно парализованная происходящим. Женщина казалась мне знакомой, вот только откуда? Нужно вспомнить. Мысли двигались очень медленно, и я могла просто стоять и безмолвно смотреть, как эльфийка, а эта девушка, несомненно, принадлежала к великой почти бессмертной расе, медленно поднялась с колен. Неосознанно продолжая качать на руках свое теперь уже безмолвное дитя, она сделала несколько неуверенных шагов к дому. Из дверного проема яростно вырывался огонь, стекла на окнах давно лопнули под напором нестерпимого жара. Но женщина, словно не чувствовала ничего. Не задержавшись ни на секунду, она, молча, вошла в ревущее пламя. Осознание несправедливости и чудовищности происходящего достигло своего пика. И тут я закричала,.. закричала и проснулась.
Сердце стучало так, словно собиралось выскочить из груди. Пытаясь его унять, я села на кровати и поняла, что слезы ручьями бегут из глаз. Очередной кошмар. В последнее время он приходит все чаще и чаще. Одеяло, валявшееся на полу, в неярком свете луны казалось грудой черно-серого пепла. Воздух в комнате был ледяной, но я до сих пор чувствовала чудовищный жар, губы потрескались, а голова гудела как в лихорадке. Медленно дойдя до стола, я налила воды из кувшина, попутно удивляясь, что она не замерзла, этой зимой такое случалось нередко. И, несмотря на обжигающий холод, выпила весь стакан. Конечно довольно опрометчивый поступок, но сожалеть уже было поздно. За окном медленно кружились пушистые снежинки. Природное умиротворение никак не вязалось с моим состоянием. Этот кошмар, я переживаю его вновь и вновь, но всегда с новыми ужасающими подробностями. Почти каждую ночь неистовый бег в огненном лабиринте, в попытке найти своих родных. Родителей я помню плохо, но точно знаю, как они погибли. Не было никаких пожаров или катаклизмов, обыкновенный мор, который скосил почти всю деревню. Мне было 5 лет, и воспоминаний практически не осталось. Помню лишь маленький покосившийся домик с забитыми ставнями и красной тряпицей на воротах. И Арон сажающего меня на свою лошадь: «Все будет хорошо», – произносит он, и мы галопом уносимся оттуда.
Кем был Арон для меня? Не знаю, он всегда отвечал, что другом. Когда я была маленькой, считала его своим спасителем, героем из старинных книжек. Чуть повзрослев, любила представлять, что он мой дядя или старший брат, который никогда не даст в обиду. Но все мои сказки были жестоко разбиты. Когда в школе подружкам я рассказывала про своего «родственника», они лишь смеялись. И неспроста, Арон был эльфом, его серебристые кудри скрывали немного заостренные уши, но глаза цвета расплавленного золота, искрящиеся на солнце, и тонкие черты лица выдавали расу. Я же была обычным человеком, деревенской девочкой, которую он когда-то спас, проезжая попросту мимо нашей деревни, ни о каком родстве речь даже не шла. Возможно, он считал, что после спасения на нем лежит печать ответственности за меня. Иначе чем еще можно было объяснить тот факт, что он устроил сироту в одну из лучших школ империи. «Твой дар необходимо развивать», – часто говорил Арон, – «его не спрячешь». Для меня, как и для многих, магия была неотделима от обычной жизни. Наверное, с самого рождения я чувствовала ее присутствие, что для людей в принципе не очень свойственно. Мы не обладаем собственной магией, она проявляется лишь как эхо при смешении с кровью других рас. Темные и светлые эльфы, гномы, да даже орки обладают собственной силой. Но с людьми не так. Если в роду нет никаких ярких представителей иных племен, то ни о каких выдающихся способностях и речи нет. А если есть большое желание, то путь один – к некромантам. Лишь они с помощью тайно созданных составов и эликсиров, могут менять кровь. За это они именуются отступниками, и ни одно королевство не поддерживает с некромантами никаких отношений.
Большую часть жизни я провела за стенами. Сначала школа, где изучали устройство мира, рассматривали, как магия влияет на него, и тренировались в использовании простых заклинаний. Потом была академия. По сравнению со школой, которая была одной из самых известных в Империи Гулона, располагалась в столице и находилась под личным контролем Императора, это
