прикупил себе на Хэллоуин…и как отважиться поговорить в Майком.
Я долго стоял под струями холодной воды. Вчерашнего дождя мне оказалось мало. Голова прояснилась, я, по крайней мере, перестал паниковать и принял несколько важных решений. Первое – пойти в аптеку и найти что-нибудь от безобразных лиловых мешков под глазами, затем – осмелиться зайти в магазин косметики и купить что-то, чем их можно будет замаскировать, если такое вообще возможно. Второе – позвонить Майку, извиниться и, если извинения будут приняты, попытаться выяснить, что же вчера произошло. Нет, неправильно: сначала выяснить, что произошло, а затем уже просить прощения. Нельзя просить прощения, если не помнишь, за что тебе его нужно попросить: за этим, как правило, следует агрессивная, портящая все дело реакция. Третье будет зависеть от того, что я узнаю от Майка.
День был пасмурным, но я был вынужден пойти на улицу в солнцезащитных очках – жутких зеркальных "авиаторах", неведомо как уцелевших во время моих ежеквартальных и беспощадных рейдов по очистке квартиры от хлама. Билеты, открытки, бессмысленные сувениры, записные книжки – все это находило приют в мусорной корзине. Я давно избавился от любых сантиментов по отношению к подобным вещам.
В аптеке мне настойчиво предлагали разогревающую мазь от ушибов, вынудив в конце концов снять очки.
– О! – только и ответили мне и выдали какую-то мазь.
В магазине косметики я долго топтался у входа, чем привлек внимание девушки-консультанта.
– Добрый день! Я могу Вам помочь? – широко заулыбалась она.
Выбора не было. Я немного приподнял очки.
– Можно это чем-нибудь замаскировать?
Девушку мои синяки очень развеселили. Она повела меня к нужной полке, непрестанно оглядываясь и хихикая. Она подобрала кое-какие средства, но не обещала особенных улучшений.
– Если что-то здесь и поможет, то только театральный грим, – сочувственно пояснила она.
На поиски театрального грима я не пошел, посчитав, что лучше остаться с синяками, чем выглядеть, как восковая фигура.
Дома я толстым слоем нанес пахучую желтоватую мазь. Глаза мгновенно заслезились от едкого запаха, вынудив позабыть обо всем на свете. Придя в себя и немного привыкнув к ощущениям, я набрал номер Майка. Я набирал его раз за разом в течение, пожалуй, целого часа, но ответа так и не последовало. Так прошел остаток дня – в попытках дозвониться до Майка и в мучительных размышлениях. И в слезах из-за раздражающего запаха, отчего я не мог ни читать, ни писать, ни даже смотреть телевизор. Так и мотался по квартире из угла в угол, растерянный и одинокий. А я не хотел таким быть, что отчетливо понимал только сейчас, после всего, что натворил или не натворил вчера.
Я так и заснул – с телефоном в руке, с наушниками, в которых кто-то отчаянно рвал гитарные струны. В моем сне была музыка – та же, что в плеере. Был подоконник, и я, и зеркальный шар, и ко мне подошла Робин,
