вверху… вроде это называлось потолком?.. по сторонам… простыни… одежда… спереди пуговицы… халаты?.. да, халаты, на голове… что же?
– Tabula rasa, – пробормотала она не очень внятно.
– Что? – спросил один из одетых в белое.
– Tabula rasa, – повторила она более уверенно и, когда двое в белых халатах переглянулись, добавила: – Разве в медицинском институте не проходят латынь?
– Вы знаете, кто мы? – ответил вопросом на вопрос тот, первый. Помоложе, повыше ростом, у второго седые усы и важный вид…
Она помедлила.
– Врачи…
Слово всплыло на поверхность и запрыгало на ней, словно притопленная кем-то и до поры, до времени удерживаемая под водой надувная… как называлась эта штуковина?.. вдруг вырвавшаяся на свободу, за ней другие, скоро все море… море?.. где?.. уже не красное, а бесцветное, было усеяно пестрыми пухлыми предметами, которые она узнавала один за другим.
– А как вас зовут, помните? – спросил второй врач.
Она поискала взглядом, пестрые предметы появлялись и пропадали, качка, хотя и послабее, не унималась, она сощурилась, стараясь рассмотреть получше, но вышло хуже, предметы стали один за другим тонуть, словно из них выпустили воздух…
– Что со мной случилось? – произнесла она с усилием.
– Ничего особенного. Небольшое сотрясение мозга. Вы упали и ударились головой.
– Где?
– У себя дома. Опрокинулся стул, на котором вы стояли. Очевидно, перегорела лампочка, вы ее меняли.
– Почему я? – спросила она удивленно.
– То есть?
– Почему не муж?
Она нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.
– Не напрягайтесь, – предупредил врач.
Она кивнула, но, когда медики были уже у двери, вдруг позвала:
– Подождите. Я вспомнила.
– Что? – повернулся к ней тот, что помоложе.
– Имя.
– Ну?
– Кармела. Меня зовут Кармела.
– Отлично, – медленно сказал врач. – А теперь отдохните. Я зайду попозже.
– Что-нибудь не так, Пауль? – спросил профессор, когда дверь в палату закрылась.
Пауль кивнул.
– Не то имя. На самом деле ее зовут Элла.
– Звучит похоже.
– Да, но…
– Ложная память. Что-то еще?
– И с мужем они давно в разводе. Живет одна, так что лампочки вкручивать ей приходится самой. Хорошо еще, не осталась лежать под своей люстрой до скончания века.
– А кто ее нашел?
– Соседка. Подруга.
– Так соседка или подруга?
– Одна в двух лицах. Живут рядом уже лет… десять, кажется… знаете в Ласнамяэ советские квартиры с общей прихожей?.. соседка тоже без мужа, дочь-школьница, больше никого, сам бог велел сдружиться… правда, у Эллы есть брат, но своя семья, живет, естественно, отдельно… Ну а девушки наши даже двери в квартиры не запирают, только общую на лестничную клетку, и все время бегают друг к другу.
– Сколько подробностей!
– Соседка приходила, эта самая… Как вы думаете, она выправится?
– Думаю, что да. Органики ведь практически нет.
– Нистагм…
– Пустяки… Не кажется ли вам, друг мой, что вы принимаете чересчур уж близко к сердцу беды этой… симпатичной, не буду отрицать… женщины? – профессор улыбнулся, похлопал смутившегося коллегу по плечу и пошел к своему кабинету.
Пауль еще несколько минут стоял перед закрытой дверью в палату, пытаясь разобраться… неужели?.. Нежное лицо, спутанные каштановые волосы, высокие брови, большие, очень большие глаза, бледные губы, хрупкие руки, бессильно вытянутые поверх застиранного больничного одеяла… Элла… Ему не нравилось это имя, было в нем нечто простецкое, наверно, и она его не любила, выдумала себе другое, и теперь, после частичной амнезии пришло на ум то… Кармела… Как красиво!.. И как ей идет… Он покраснел, сердито сунул в карман молоточек, который уже добрую четверть часа вертел в руках, и направился к ординаторской.
Кармела лежала неподвижно, шевелиться она боялась, недавно попробовала повернуть голову, та сразу закружилась, ощущение чрезвычайно противное, больше не захочешь, лежала и пыталась привести в порядок мысли, сбившиеся в хаотическую массу, как случается с пряжей в мешке для вязания, когда много разной, надлежало все распутать, отделить
