отвлекало только одно обстоятельство. Дело в том, что он имел довольно выраженный, так скажем, метросексуальный вид, а в электричке по дороге к голограммщикам успел сообщить, что живет в Брикстоне (типично негритянском районе). Это сочетание причудливым образом напомнило мне известную сцену из книжки «Это я, Эдичка», от которой я никак не мог отделаться, наблюдая за коллегой во время встречи.
(N.B. Ну вот, опять неизвестно откуда выплыла тема афроамериканцев и -англичан. Впору было назвать этот опус «Шерлохомец и негры»).
Вообще на протяжении моей, с позволения сказать, профессиональной карьеры мне пришлось несколько раз встречаться со следователями – в остальных случаях, конечно, российскими. Встречи эти попеременно носили трагический либо комический характер. Однажды довелось объяснять следователю СКР суть мезонинного финансирования, которое мы привлекали для мини-олигарха М. Тот, однако, больше запомнился мне тем, что был поборником какой-то особой теории оздоровления и заставлял весь свой топ-менеджмент по сорок дней голодать и пить мочу. К концу сорока дней на топ-менеджмент было страшно смотреть. В принципе, примерно такая ситуация наблюдалась у всех олигархов, поэтому мне к ним никогда не хотелось ни за какие коврижки. Хотя у нынешних, с горячим сердцем и холодной головой, говорят, ещё куда хуже.
А в другой раз позвонил следователь и спросил, знал ли я бывшего руководителя одного из федеральных ведомств Т. У меня в ответ было два вопроса: в чём, собственно, дело и почему в прошедшем времени. На что невидимый собеседник совершенно невозмутимо пояснил, что Т. пытался защищаться от пуль портфелем, в котором лежала моя карточка. Стало нехорошо.
Но вернёмся к нашей истории, которая стремительно движется к своему завершению. Как и полагается в детективных произведениях, зло было наказано. К. пытался доказать, что ни о чём таком не догадывался, что всё это злокозненный Ф., а он, лейборист и бывший лучший, но опальный бизнесмен К., если в чём и виноват, так только в недосмотре. Однако граждане английские судьи этому не поверили, и сели «усе» – и Ф., и К., и даже (к моему, не скрою, злорадству) Лотарингия. Отсидели они по пять или шесть лет, а что с ними сталось потом – то мне неведомо. Не знаю я и того, как сложилась дальнейшая жизнь девяти нигерийских женщин, лишенных финансирования. Знаю только, что банки денег смогли вернуть негусто.
Рассказал я эту историю исключительно оттого, что, на мой вкус, она довольно забавна. До сих пор по пути из Хитроу в центр я с ностальгией смотрю на место, где был офис Лувра (он давно снесён). Примерно как Козаков в начальных кадрах «Покровских ворот».
А выводить ли из рассказанного выводы и какие, например:
– вот и у них, оказывается, что бывает, и эти люди будут учить нас не ковырять в носу…
– это всё ерунда и примитив, вот у нас в ТОО была история…
– в россиюшке
