иса. Я шел медленно, едва волоча уставшие ноги, внутренности во мне запекались, словно овощи в глиняном горшочке, и каждая прозрачная тень, от дерева или дома, была настоящим спасением. Кто знает, сколько я бы протянул ещё, если бы моя сестра Вера не вышла меня встречать? Я как раз шел к нам домой, усиленно пытаясь вспомнить дорогу, но последний раз я был здесь так давно, что теперь знакомые когда-то места начали казаться чужими. Бродя по жаре уже битый час, безуспешно вспоминая повороты и названия улиц, я проклинал свой разряженный телефон, дырявую голову и время, которое стерло все мое детство в этом месте, оставив только редкие кадры. Вера, видимо, ждала меня слишком долго и начала волноваться. Заметив мой сгорбленный силуэт в конце улицы, она лениво махнула рукой, все-таки не двигаясь с места и продолжая стоять. Ее присутствие в поле моего зрения дало мне немного сил, чтобы ускориться. Последний рывок, заплетающийся неровный шаг, я жму ее руку и улыбаюсь во все тридцать два, кивая ее приветствию.
– Ты долго. Дорога домой забылась? – спросила она. В голосе ее не было ни заботы, ни жалости, только раздражение и снисходительность.
–Давно здесь не был, совсем из головы вылетело.
– Не башка, а корыто дырявое! Двигай уже, а то я тут вспотела.
Возле калитки мы немного повозились со ржавым замком, с трудом втыкая и вытыкая ключ, а когда вошли ещё минут пять пытались успокоить разбушевавшуюся собаку.
– Совсем дурной стал, подохнет скоро, наверное,– безразлично сказала Вера, пристегивая животное на цепь.
– Если дурной такой, почему свободно по двору шастает?
– Так он только на чужих кидается, со своими ласковый.
Пока мы шли по каменной дорожке к двери дома, я смотрел по сторонам и думал. Слева был куст сирени, которую мы обдирали в детстве, мечтая найти столько пятилистных цветков, чтобы исполнить все свои желания на сто лет вперёд. А желали мы тогда велосипеды, машинки, ролики или карандаши, может, чипсы и конфеты, чего ещё хочется детям. Будь у меня на языке этот цветок сейчас, я бы загадывал совсем другие вещи. Под сиренью была песочница, вот уже много лет пустующая, потому что дети выросли и больше не лепят куличики и не копают ямки. А возле нее беседка, тут мы с Верой обычно играли в королевскую семью, где она была королевой, а я ее слугой. Возражать не было смысла, да и желания. Делать то, что велят – довольно простая стратегия игры. Но сейчас я чужой. Приезжаю в дом, где я вырос, а чувствую себя незваным гостем.
Из дома доносятся голоса.
– Это мои друзья, пришли выпить по пиву, – говорит Вера, заметив мой задумчивый взгляд.
– Ничего, что я к вам присоединюсь? Надо было все-таки заранее тебя предупредить, что я приеду.
– Да, было бы хорошо.
На предыдущий мой вопрос она не ответила, видимо надеясь, что я прочитаю ее недовольство между строк.
Вера легко скинула резиновые шлепки и теперь стояла, притопывая босой ногой, пока я развязывал шнурки на своих кедах.
– Все так же копаешься, черепаха! – недовольно сказала она.
Я молча кивнул, поправляя носки.
Мы вышли в гостиную и три пары заинтересованных глаз уставились прямо на нас.
– Это Мар,– коротко представила меня Вера друзьям, – Мар, это Ева, Макс и Икар.
Никто не предложил мне сесть, рассказать о себе или выпить. Можно было подумать, что эти люди просто не замечали моего присутствия, если бы их пристальные взгляды не прожигали мою кожу, как паяльники. Ребята молчали, изображая глубокую задумчивость, а я разглядывал свои оранжевые носки.
– Ну, как там Лиза? Говорят, она залетела,– вдруг заговорила Вера. Тот, кого она представила Максом, сразу же оживился.
– Так и есть, я сам видел,– закивал он.
– От кого же? – спросила Ева, хотя лицо ее не выражало никакого интереса.
– Да кто ж ее знает, у нее между ног не дырка, а яма здоровущая, – сказал Макс, заставляя Веру хихикнуть.
– К твоему сведению, вагина имеет свойство растягиваться и возвращаться в начальную форму, – это сказала Ева.
– Избавь от подробностей, мне это знать не нужно.
– Ну, если ты решил до конца своих дней не приближаться к женщинам, то и правда не нужно.
– Просто это мерзко. Говорить о вагинах и вещах, которые из них выходят, – лицо Макса скривилось в отвращении.
– Мне тоже мерзко от вещей, которые выходят из твоего рта, но я могу это принять, как должное. Почему у тебя с этим проблемы?
– Давайте без этого дерьма, ребята. Ева, расслабь булки, никто не посягает на твой феминистский авторитет, – встрял в разговор Икар. Голос его был чуть хрипловатый от долгого молчания,
