и породила разноречивые мнения. Что будет далее? Продолжит ли Россия избранный им европейский путь или вернётся к стародавним временам? Магнитное поле его ослабло, к тому же царь не оставил завещания. Корабль российский остался без капитана и был терзаем бурями, ветрами и шквалами.
Два года после него правила супруга Петра I Екатерина I, но и она вскоре ушла в иной мир. На троне оказался мальчик, внук Петра I, на плечи которого легла тяжкая ноша. Конечно, его окружили регенты, верховники, Меншиков, а радость, без которой не может быть здорового детства, исходила лишь от молодого князя Ивана Долгорукого. Окружение тянуло отрока в разные стороны: одни – идти вслед за Петровыми подвигами, другие – вернуть старую Русь, не давать воли иностранцам. Пётр Великий умел соединять то и другое, иностранцев подчинял своей воле, а теперь…
Однако – царь ещё жив, и можно приблизиться к его смертному одру.
Часть первая
У гроба императора
…Был конец 1724 года. Пётр I полулежал в креслах, сваленный внезапным недугом. Терпеливый и выносливый, привыкший к болям, он морщился, лицо его передёргивалось, а то вдруг успокаивался, обводя всех тёмными глазами.
Супруга его, рассеянно касаясь белокурых волос двух внуков царя – Петра и Наталии, – не сводила глаз с императора. Иногда он поднимал веки и ясным взором поводил вокруг. Вот они, его сподвижники! И коротко, с перерывами называл их имена, словно желая унести всех с собой…
– Благороднейший из всех – фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, царствие ему небесное!.. Хитрейший из хитрых – минхерц Меншиков… Долгорукие! Древняя фамилия, у них и ума, и злости – в избытке… Князь Черкасский – устроитель моего города Санкт-Петербурга. – Он перевёл взгляд на внука. – Запоминай их, Петруша… Шафиров, Толстой Пётр. А вон тот, каланча в чёрном парике, – учёнейший муж Яков Брюс.
Помолчав, обратился к Брюсу:
– Поспрошай: каково кумекает мой внук, – не ему ли придётся трон наследовать? Были у него два учителя, да только дурни, побил я их батогами и прогнал… Назначил учителем Остермана. Как смотришь на сие, Яков Вилимович?
Брюс кивнул головой, царь вновь перевёл взгляд на мальчика:
– Чё хмуро глядишь на меня? Боишься? Зря! Ну-ка, отойди, встань подале… Да ты дюже велик, отрок… Ну-ка скажи, сколько будет пятью семь?.. А ещё: коли ветер с востока дует, куда корабль надобно вести?
– Не ведаю, государь.
– Эх ты, «не ведаю»…
Пётр I прикрыл глаза и надолго замолк. А Петруша и сестра его Наталия – голубоглазые, белокурые, словно два ангела, на лицах – ни слёзки, ни печали, только недоумение и робость, а ещё, может, страх…
К Рождеству Петру стало легче, священники, простые люди молились за его здоровье. А миновали морозные рождественские дни, подули ветры – улучшения не случилось. Пётр I перебирал бумаги, но как-то вяло…
Слева от смертного одра, чуть поодаль стоял человек с кистями в руках у мольберта – торопился запечатлеть великую минуту: не было ни единого явления, в которое бы не вникал и не вносил своего толкования сей император. Ради поддержания живописцев сделал выставку Андрея Матвеева, а вельможам и сенаторам, князьям и графам повелел покупать те «кортыны». Художник Таннауэр писал картину с особым тщанием, вдохновением, широкой кистью – царь представлялся ему лежащим на плоту, который плывет через реку Стикс, в царство Аида…
Нева в те дни стояла оледеневшая, горбатая, тёмная, словно тоже охваченная трауром. На домах колыхались печальные флаги, а по окраинам всё так же весело выглядывали раскрашенные голландские домики с цветными картинками, парусниками, букетами и даже женскими ликами.
В печаль погрузились стоящие вокруг. В то же время всех мучил вопрос: кто наследует трон? Отчего молчит государь, и как его понять?
Но вот опять приоткрылись веки, блеснули живые тёмные глаза – и вновь помутились… Насовсем или нет?.. Впрочем, один глаз открыт, пугающе открыт… Петруша со страхом смотрит в него. Екатерина рыдает в голос. Меншиков в отчаянии теребит парик. А Новгородский архиепископ, театрально воздев руки, восклицает:
– На кого ты нас оставляешь, благодетель?! Восстань со смертного одра!..
Кирилл Разумовский усмехается: «Восстанет ежели, поглядит, что мы творим, – что скажет?»
Шум и гвалт стоят несообразные с часом… В ужасе, в горестном изумлении пребывают сановники, вельможи, генералы.
Тут же и дети, отроки – Голицыны, Шереметевы, Черкасские, недоросли и отроковицы. «Что станется теперь?» – думает Наташа Шереметева, вспоминая, как пять лет назад вот так же величаво умирал её отец, а потом царь первым шёл за гробом, и плач стоял по всей Невской першпективе.
Марья Меншикова неотрывно глядит в лицо царя
