трет подбородок отец. – Все сходится. Кроме «Космо-». «Космо» – это торговый центр на проспекте Мира, но при чем тут…
– Стоп, – поднимает руку Алиса. – Еще не все. Ты уверен, что я – Алиса Селезнева, твоя дочка?
– Я? – вздыхает профессор. – Я-то уверен.
Ерошит густо-русые Алисины волосы.
– Что на тебя нашло, скажи мне? Ты нездорова? Где ты была все это время?
– Если все так, как ты говоришь, то ты мне не поверишь.
– Поверю, – честно смотрит ей в глаза отец. – По крайней мере, постараюсь поверить.
– Ну тогда слушай, – просто говорит Алиса.
И прямо в прихожей – знакомой и незнакомой одновременно – вываливает на несчастного профессора сначала все о Второй Межгалактической экспедиции, а потом всю свою историю, все, что помнила о себе с трехлетнего возраста – и до текущего дня.
Профессор слушает очень внимательно. Иногда снимает очки, протирает уголком галстука – и снова надевает. Несколько раз встает, прохаживается туда-сюда по прихожей, снова садится на грязный пол.
При словах «Кролик Питер» – уходит в комнату, возвращается с клеткой. В клетке мирно спит маленький белый кролик, рядом блюдечко с оранжевой массой.
– Морковное варенье, – уточняет Селезнев-старший. – Вредно ему, конечно, но я немножко, очень уж любит.
Когда Алиса заканчивает рассказ, отец и дочь поднимаются, молча идут на кухню. Профессор в молчании заваривает крепчайший чай. Садятся, смотрят друг на друга.
– Я – сумасшедшая, да? – первой не выдерживает Алиса.
– Я воздержался бы от столь категоричных суждений, – поправляет очки отец. – Но многое свидетельствует в пользу этой гипотезы.
В глазах Алисы ужас.
– Много, но не все, – продолжает отец. – Во-первых, редко какой сумасшедший способен создать такой мир, как твой, логичный, выверенный, тщательно продуманный.
– И на том спасибо, – хмыкает дочь.
– Не перебивай. А во-вторых: во-вторых, вот! – и профессор жестом фокусника хватает дочь за правую руку и поворачивает ее запястьем кверху. – Видишь?
– Нет, – честно признается девушка. – Рука и рука, что с ней?
– Вот и я не вижу. А полгода назад ты сделала себе татуировку – череп и какая-то непонятная надпись. За три месяца татуировку так не сведешь.
– Ради Галактики, зачем мне татуировка?
– Я не знаю, – пожимает плечами профессор. – Ты же делала, тебе виднее.
– Не делала я никогда никаких татуировок!
– Вот! – радостно поднимает палец профессор. – Это значит, существует ненулевая вероятность, что твоя история правдива. Ну, хотя бы в какой-то части.
Потом сникает, резким движением развязывает галстук: – Хотя я бы, честно говоря, не очень на это рассчитывал. Давай сделаем вот как. Мой однокашник, профессор Стравинский, не откажет мне в еще одной услуге. Он примет тебя,
