к жизни. Оставалось только записаться в Красную гвардию, чтобы не сдохнуть с голоду. Эта перспектива умереть за рабочее дело удручала. Если уж он не умер за веру, царя и отечество, свободу, равенство и братство, погибать за чужой интерес глупо. Помог случай: две женщины беседовали на улице, и одна жаловалась на холод в квартире. Он остановился и, представившись инженером паровых котлов, предложил исправить ситуацию. Женщина так изумилась, увидев печника с университетским образованием, что согласилась, а Иван действительно исправил ситуацию, переложив часть дымохода (уж азы кирпичной кладки ему были известны с детства). Печка стала топиться, а он предложил продать им маленькую печь для того, чтобы поберечь дрова. Никакой печи у него не было, но он сумел вывернуться. Буржуйки кормили его два самых тяжелых года.
Вырвавшись в Советскую Россию, Иван хотел ехать к матери, но она сообщила, что дядя его активно поддержал савинковский мятеж в Ярославле6, за что был расстрелян как организатор. Появляться в таких условиях в деревне было самоубийственно. Наоборот, мама с сестрой отправились в голодный Петроград. Ехали, но недоехали. И судьба их осталась неизвестна. Дети дяди Семена, тоже разъехались, не оставив вестей о себе. Так крепкое родовое дерево Казаматовых разлетелось в щепки.
В 1924 году Путиловский завод активно восстанавливался. Иван смог устроиться на восстановление транспортных механизмов. В условиях кадрового голода он был очень заметен, инженерное мышление и опыт работы на фронтовой железной дороге делали его незаменимым. Кроме того, Иван отлично понимал труд рабочего, поскольку своими руками попробовал очень многое – от кладки печей до кузнечного дела. Что только не делали! Ремонтировали паровые котлы полученных с фронта паровозов, выправляли рельсы и рассчитывали дополнительные усиления к ним в местах перегибов, реквизировали лебедки неисправных лифтов из жилых домов, собирали вагоны и вагонетки из имеющихся останков. Через год он стал ведущим специалистом на заводе по ремонту и транспорту и уже участвовал в рабочих совещаниях у директора наравне с начальниками цехов. К этому времени проснулось в нем, казалось, безвозвратно ушедшее как юношеская мечта, честолюбие. И ведь это не пустая мечта, как у многих: все у него получалось. Он вполне заслуженно ожидал успеха на службе, как когда-то в университете задумывался о том, дослужится ли когда-нибудь он до министерской должности. Теперь он видел, что это вполне ему по силам и вполне возможно. Исполнение его честолюбивых ожиданий, которое пусть еще только началось, делало его сторонником нового строя.
Иван, хотя не считал важным для жизни политические убеждения, с детских лет не мог определиться, с кем он: со сторонниками переустройства мира или с теми, кто против революций. Время от времени он даже мучился этим вопросом. Наблюдая рабочих
