прикосновения тоже были другими, не такими пугливыми и осторожно невинными, как раньше. Она сбросила шубку. Они быстро легли на неубранную кровать, поддавшись секундному, отчаянному, бездумному всполоху страсти. Она смотрела на него снизу вверх, дрожа. Адели произнесла:
– Мне всё равно. Сделай это, пусть даже ты не останешься со мной. Ты все равно будешь первым и последним в моей жизни.
Даниэль закусил губы и склонил голову к её плечу. Он проговорил, неровно дыша:
– Я не стану. Позволь мне хоть сейчас что-то сделать от всей души, не противоречить себе и правде. А правда в том, что я не могу сейчас говорить о нас. И трахать тебя я тоже не могу. Если интересно, то проверь рукой мою готовность, но я с тобой не пересплю, девочка, потому что не посмею. Понимаешь? Можно хоть сейчас я не солгу?
Она поднялась и закрыла дверь за собой.
…Пару дней назад Даниэль с де Снором находились на мосту через Лету. Поздним вечером не было прохожих, водители не узнавали их. Их встречи часто были такими – и весь сумрачный Мидиан принадлежал им. Все закоулки, гулкие ночные площади, неизвестные повороты и перекрёстки – всё предназначалось для них, подчиняясь их странствию. Они никогда бы не забыли и крошечной части своих встреч. В памяти прочно осядут и их разговоры, и их молчания, и зимняя мгла и вдохновенное, блаженное, ликующее упоение от их единения.
Кристиан, сгорбившись над перилами моста, говорил:
– Видишь, какое красноватое свечение идёт от города? Огни на воде похожи на искры. Возможно, я это нарисую. Живя в Мидиане, я чаще думаю: ад наверняка так полон, что пробивается через багровые пейзажи этого города. Меня леденит это зрелище. И разве есть ещё что-то более жестокое, чем место, уготованное отступникам?
И он обернулся к Даниэлю, стоящему рядом. Кристиан наблюдал его с цепким вниманием живописца и с восхищением обожающей души. Художник негромко дополнил:
– Но лучше, чтоб на моём полотне был снова ты.
Даниэлю стало горько от того, что Кристиан сейчас так на него смотрит. Ведь когда они с де Снором разойдутся, то он снова отправится к Эсфирь. Он всё это время терзался, не рассказать ли ему о его связи с Королевой. Но он только произнёс:
– А разве ад – это не милость и снисхождение? Если есть тот, кто тебя любит, а ты его предаешь своей нечестностью и лицемерием, то как смириться с этим? Хочется скрыться во тьме, бежать. А в целой вселенной есть только преисподняя, где ты можешь спрятаться со своим позором.
– Тебе ли об этом так основательно задумываться? – спросил Кристиан, но так и не получил ответа.
Клод Бретон
Маски скупались в огромных количествах. Их сметали с прилавков. Их не хватало всем желающим, поэтому кто-то на скорую руку делал их сам. Для чего каждый второй в Мидиане превратился в участника карнавала? Этот жест был символом объединения
