Сервига сыпались черви в тлеющем месиве…
И после Даниэль проснулся на сгружённых простынях. В напряжённой руке его была сорванная подвеска Седвига, что через мгновение распалась в пыль. С улицы доносился звук дождя, парающего с пепельного утреннего неба. И повсеместно – запах смерти.
А вместе с этим с новой силой взбунтовалось в Даниэле ненадолго отхлынувшее предчувствие его собственной гибели. Над ним вновь простёрлись кожистые крылья бледного ангела.
После полудня начался такой жестокий ветер, что кроны старых деревьев клонились, как полевые колосья. Буря косила бедный, несозревший до срока урожай.
Возле Евы сидел Скольд и набирал из ампулы в шприц. Она бесцельно и вяло смотрела за каждым его движением. У неё был сильный жар. И Дикс её радовал своей непринуждённостью. Скольд задорно произнёс:
– Ну, давай одно полужопие. Не обессудь. Я врач. И часто вижу жопы. И многое другое.
Ева, уткнувшись носом в подушку, слышала его слова:
– У меня есть клиника своя. Причём она красиво так граничит с кладбищем, ха-ха-ха! Какая ирония! Всё необходимое тебе купит твой мужчина. Списочек я ему дал. Надеюсь, он разберётся в моём фирменном почерке. Как у тебя здесь дела? Всё хорошо?
– Ай!.. Да, всё отлично…
Скольд перед своим уходом заглянул в гостиную, где находились Даниэль и Авилон. Они о чём-то бурно и наперебой говорили. Дикс всучил безостановочно курящему уже битый час Дани довольно большую бархатную коробку со словами :
– Эй, холоп! Тебе очередной подарок.
И стал отмахиваться от едкого насыщенного дыма. Даниэль быстро спросил у Дикса, откладывая коробку в сторону:
– Спасибо, конечно… Ты не останешься?
Тот впопыхах ответил, поглядывая на часы:
– Если бы я мог сегодня! Убегаю. Рейн! Горю желанием увидеть заголовки: «Авилон разоблачил загадку века!» Ну, ты понял.
И он исчез мгновенно.
Авилон излагал Даниэлю далее ту историю, которую пришлось прервать:
– И тогда… Я готов был войти в башню. Но возникло ощущение полной растерянности, как будто это были не мои мысли, не мои ноги. И я уехал. И только через час понял, что со мной произошло что-то отнюдь не типичное. Тем же вечером я собирался повторить запланированное дело. Но встал у порога своей квартиры, как вкопанный. И тут же я выбросил эту гребаную бело-красную карточку. То же самое было у тебя, и у Евы… Я займусь этой иглой, о которую она укололась.
У Даниэля до сих пор стоял тот отвратительный загробный запах. Он бесцветно произнёс:
– Она больше не поранится. Все мы помним, что случилось с Адели из-за связи со мной. Я бы очень хотел, тепло и родительски, оградить Еву от всего плохого. Но думается мне, что я и провоцирую то скверное, что с ней стряслось. Нам нельзя быть
