style="font-size:15px;"> Жизнь, не мелькай! ты оставляешь лишь
мешки у глаз и тень синдрома Идена -
не дашь понять, что ты для счастья выдана,
маня наверх, в межоблачную тишь.
Нет, вся ты – здесь: спокойствие лучей,
что оттеняют силуэты города,
и светофор, стремителен и короток,
и аромат метро – не перечесть
того, что память наполнять могло б.
Увы, над ней, однако же, не властны мы -
когда пора открыться для прекрасного,
вернётся память, обратясь в озноб.
Воспоминанье, два – и ты замёрз
от ощущенья страшной отстранённости,
боясь, что не живёшь – нельзя жить полностью,
где правила игры диктует Морз,
и оттого так хладнокровна Руфь,
когда ты изнемог от муки творческой,
и, в лихордаке перед книгой скорчившись,
ещё зачем-то ждёшь касанья рук.
…Здесь даже солнцу предречён позор,
здесь в гнусности плодятся Хиггенботтемы,
здесь худшие творения распроданы,
здесь лучшим быть звучит как приговор.
…Но, поперёк сюжету, под водой
страшнее страха жизни страх конечности,
и тело испугается, замечется -
взнесётся вверх, приотложив покой.
Лучи (Н. С. Гумилёву)
Можно ведь в любом пейзаже разглядеть благую весть,
в позолоте, в отраженьях, в лабиринтах из стволов.
Нет нехватки ощущений – ясности нехватка есть,
тупость есть и бессловесность, и беспомощность без слов.
Был бы тот, кто ключ бы дал мне к сокровенному всему,
славя дух инфантилизма, силы дав покой хранить.
Ведь скучаю я, пожалуй, не по людям – по тому,
кем я сам был рядом с ними, отражая их огни.
"Мир – лишь луч от лика друга". Позволяю всем лучам,
сохраняя каждый образ, сердце памятью залить.
И друзья мне будут судьи, вспоминаясь по ночам,
одобряя, осуждая, даже будучи вдали.
Предугадан
Не первым, не последним встал я рядом
с мостом – мостом из досок строк чужих,
в которых весь я узнан, предугадан,
и от которых всё внутри дрожит.
Вернулись журавли – сомненью предал
я крови сердца стелющийся след.
"Не до…", "не до…" – как исповедь и кредо;
но жить зачем иначе на земле?
Дышу раскисшей ото сна страною,
тянусь за хулиганами к звезде.
В словах любви, не
