апористо рассказывал нам, что это за люстра и сколько она стоит. На меня, тогда еще простую девчушку, эта люстра действительно произвела огромное впечатление: отец Сашки утверждал, что люстра была выкуплена из самого Версаля. А вот мой будущий супруг –Саша, иронично добавил: «Да, считая, что нам с тобой платить ипотеку лет двадцать, эта люстра могла бы перекрыть половину нашего долга».
Папа Саши, Леонид Геннадьевич, был очень крупным бизнесменом. Он занимался переработкой мусора. Да, тесть очень любил копаться в мусоре, особенно в чужом. И это у него отлично получалось. Заказов от предприятий, которые мечтали утилизировать свои отходы, было просто немерено. Наверное, поэтому, мой тесть, богател, как на дрожжах. Но, Саше от этого практически ничего не перепадало: Леонид Геннадьевич всегда говорил, что всего добился сам, поэтому, и сын его будет всего добиваться сам. Образование ему дали хорошее: он учился в одном из престижнейших вузов Англии. И не встретились бы мы с Сашей, наверное, если бы не мой замечательный тесть. Когда он узнал, что его сын нашел очень хорошую работу в Англии: а Саша действительно был хорошим айтишником, он поднял такую бурю негодования, что последнему пришлось ретироваться и вернуться на родину: «Да, как ты можешь! Ты обязан Родине всем, и ты ей нужен». Мой тесть очень своеобразный человек: в нем как-то сочетаются коммунистические и социалистические взгляды с предпринимательской жилкой. Саша вернулся, долго не мог устроиться на работу, но все-таки и до матушки России дошла волна необходимости специалистов в области айтитехнологий – ему повезло: одна крупная компания потеряла своего главного айти-специалиста, он утонул на Ямайке, и теперь им срочно нужен был мега-мозг. Мой Сашка, как говорится, оказался в нужном месте, в нужное время. Правда никто не уточнил, что прежний айтишник утонул не просто так, и не сам. Но, когда Сашке предложили эту работу, он, даже думать не стал, и тем более подумать не мог, что кому-то было нужно утопить какого-то айтишника. Это позже моему мужу рассказали где и на кого он будет работать.
Мы познакомились с Сашкой случайно: на улице. Я шла с университета, а он проезжал мимо остановки, к которой я подбежала, чтобы спастись от хлынувшего дождя. Я промокла насквозь, а автобуса все не было. Я тогда училась на третьем курсе английской филологии: он подъехал на своем стареньком фольцвагене. И нам было, о чем поговорить: он – выпускник престижного английского вуза, а я мечтательница, которая грезила, закончив вуз, уехать на туманный Альбион, чтобы там, в оригинале, переводить Шекспира.
Когда он привез меня домой: я окончательно в него влюбилась. И мне, действительно, было все равно, кто он такой, чем он зарабатывает: мне было с ним хорошо и интересно. Вообще, с парнями мне всегда было очень трудно найти общий язык: они все казались мне глупыми, убогими и приземленными личностями, а Сашу я слушала, раскрыв рот.
Он взял мой номер телефона. А я счастливая помчалась домой. Так у нас все и завертелось. Мои родители, точнее мама, была просто в восторге от него: он покорил ее с первого взгляда, а может быть, ей было, как обычно –все равно, а вот с родителями Саши, нам пришлось немного повоевать. Они наотрез оказались меня принимать в любом качестве. Ничего плохого сказать о себе не могу, кажется, без вредных привычек, кажется, простодушная, добрая, умная, и очень даже симпатичная. Но, дело было в моей семье: то есть, в ее как таковом отсутствии: то есть она у меня была, и не была одновременно. Если говорить просто: все было очень сложно. И чтобы разобраться в хитросплетениях моей родословной, лучше немного посвятить вас в историю.
История моей семьи.
– Я беременна, – Людмила вплотную подошла к Николаю, ее грудь, всегда вызывающе открытая, вздымалась, как тесто, положенное у батареи, и вот-вот, готово было «выпрыгнуть из кастрюли». Она надула губки, и даже немного всплакнула. Она пыталась выдавить из себя хоть одну слезу, но у нее ничего не получалось: глаза предательски лгали.
– Ребенок… – Николай знал, что когда-нибудь ему придется жениться, когда-нибудь придется завести детей, воспитывать их. Но он точно знал, что никогда не захочет связать свою жизнь с ней. С ней было хорошо в постели, но, чтобы она – мать его детей? Никогда. Он даже подумать об этом не мог. Да и не хотел:
– Я достану денег на аборт. Мне сейчас надо срочно уехать в горно- разведывательную экспедицию. Как только я вернусь, через 3 недели, мне дадут денег, и ты пойдешь на аборт, – Николай, захлопнул чемодан и, небрежно поцеловав Людочку, так ее называли все соседи по коммуналке, вышел из комнаты. Он не хотел об этом думать, не сейчас, все решиться. Она не дура, чтобы рожать. Так что, об этом можно подумать чуть попозже.
Николай уехал в очередную экспедицию. Он обожал свою работу, обожал поездки, но не обожал Людочку. Он вообще относился ко всему слегка равнодушно: наверное, поэтому и к ее беременности отнесся тоже легкомысленно. Его не стесняло то, что он приходил к ней в коммуналку, где его ежедневно, недобрыми взглядами провожали соседи, пытавшиеся их пристыдить. Его, даже не смущала мама Людочки, очень порядочная и тихая женщина, которая, увидев их
