ивалось при взгляде в окно.
Полковник Станислав Крячко иной раз днем в него и посматривал в тайной надежде обнаружить хоть лучик света сквозь затянутое серо-фиолетовыми тучами небо, ощутить частичку тепла. Ему было откровенно скучно, грустно и вообще муторно на душе. Отчего? Да от всего! И оттого, что погода не радовала; и оттого, что сын снова валял дурака перед сессией, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, и ему в очередной раз маячила перспектива вылета из института и отправка в армию; и оттого, что по этой причине Станислав опять поругался с женой, которая не преминула ему напомнить, каким шалопаем он сам был в период юности. Крячко упорно не желал напрягать память и вызывать в ней неприятные воспоминания, как и соглашаться с женой, что подобное времяпрепровождение можно считать нормальным для молодого человека. А больше всего раздражало то, что сынок на все замечания и предостережения Станислава лишь отмахивался и даже посмеивался, отделываясь беспечной фразой «Да все нормально, па!». Подобное легкомыслие злило Крячко больше всего, и он, про себя посылая свое семейство куда подальше, не мог дождаться момента, чтобы поехать на работу.
Последнее время он выходил из дома за два часа до начала рабочего дня, приходил в холодный кабинет еще затемно, садился за стол и… обнаруживал, что и здесь ему особо нечем заняться, к тому же все раздражает. И сегодняшний день не стал исключением – дождь лил, отопление не включили, и Станислав первым делом врубил обогреватель на полную катушку и повесил мокрую, потемневшую от воды куртку прямо на него, хотя их с Гуровым непосредственный начальник и давний друг генерал-лейтенант Петр Николаевич Орлов запрещал подобные манипуляции строго-настрого, не раз предупреждая, что это может окончиться пожаром. Но Крячко, который и так-то привык игнорировать многие замечания и пожелания Орлова, сегодня, сердитый на весь белый свет, и вовсе не думал к ним прислушиваться.
В кабинете было сумрачно, но Станислав не стал зажигать свет. Вместо этого он включил радиоприемник, настроив его на любимую волну, и сделал звук умеренным. Затем придвинул стул, сел и, сняв ботинки, вытянул ноги поближе к обогревателю. Кабинет довольно быстро прогрелся, влажные носки тоже стали подсыхать, по телу начала разливаться приятная теплота.
«Осень пришла в Москву… Дождь придавил листву…» – сообщал приемник лирическим голосом Александра Иванова.
Меланхоличная песня лилась, убаюкивала, Станислав прикрыл глаза, слегка покачивая ногой в такт, и подумал, что в жизни есть и приятные моменты…
Музыка становилась тише, глуше, она убаюкивала. Картинка, нарисованная его воображением, становилась все реальнее и отчетливее. Он даже ощутил запах угольков от печки и завозился, пытаясь натянуть на себя брошенный на спинке кресла форменный пиджак и представляя, что это домашний плед.
«Осень пришла в Москву…» – тихо мурлыкал у него в голове привязавшийся мотивчик.
– Сюда! Сюда! Живо! – Резкий окрик, раздавшийся словно прямо над ухом, оглушил Крячко, вырвал его из теплой сказки в самый неподходящий момент, своим бесцеремонным вторжением нарушив всю гармонию с миром, которую полковник было обрел. А следом раздался оглушительный грохот.
Крячко, ничего не понимая, вскочил и ошалело заметался по кабинету. Не до конца проснувшись, он с трудом ориентировался в привычном месте. Потом понял, что ориентироваться мешает не столько его сонное состояние, сколько густой дым, заполнивший пространство. Дым валил откуда-то из центра кабинета, распространяя вместе с клубами едкий запах гари, от которого щипало глаза. Остановившись, Крячко понял, что это горят вовсе не дровишки из его сна, а его куртка, столь опрометчиво оставленная на обогревателе.
Крячко одним прыжком достиг обогревателя, сдернул куртку, бросил на пол и, схватив с полу ботинки, принялся ими по ней колотить. Затем, обмотав руку первой попавшейся тряпкой, схватил шнур обогревателя и выдернул его из розетки. Одновременно с этим распахнулась дверь кабинета, которую он запер изнутри, дабы никто не мешал ему целый час наслаждаться одиночеством, и в кабинет ввалились несколько человек.
– Выключатель лучше не трогать, – послышался голос, и следом яркий луч ударил Станиславу в лицо, отчего Крячко невольно заслонил глаза рукой.
Стоя в центре комнаты, он ошарашенно взирал на людей в форме пожарных, один из которых светил ему прямо в лицо фонариком. За спинами пожарных робко выглядывал дежурный, сержант Костя Летицкий. Крячко, уже успевший сообразить, что из-за своего легкомыслия устроил пожар в кабинете и это явилось поводом для вызова пожарных, теперь, устранив все последствия, стремительно обретал уверенность. Огромный опыт и полковничьи погоны приучили его не теряться ни при каких обстоятельствах, быстро брать себя руки.
– Так, что тут происходит? – начальственным голосом рыкнул он, вращая глазами. – Что за переполох? Дежурный!
– Так это… Пожар, товарищ полковник, – подал голос Костя. – Я запах почуял, потом дымок потянулся, я сюда
