а зачем? Тайна веков. И разве постиг кто-нибудь тонкую нитевидную сущность светил?
Незнакомец повернул голову и посмотрел на него с брезгливым любопытством.
– Шестипалый, – немедленно представился Шестипалый.
– Я Затворник, – ответил незнакомец. – Это у вас так в социуме говорят? Про тонкую нитевидную сущность?
– Уже не у нас, – ответил Шестипалый и вдруг присвистнул. – Вот это да!
– Чего? – подозрительно спросил Затворник.
– Вон, гляди! Новое появилось!
– Ну и что?
– В центре мира так никогда не бывает. Чтобы сразу три светила.
Затворник снисходительно хмыкнул.
– А я в свое время сразу одиннадцать видел. Одно в зените и по пять на каждом эпицикле. Правда, это не здесь было.
– А где? – спросил Шестипалый.
Затворник промолчал. Отвернувшись, он отошел в сторону, ногой отколупнул от земли кусок еды и стал есть. Дул слабый теплый ветер, два солнца отражались в серо-зеленых плоскостях далекого горизонта, и в этой картине было столько покоя и печали, что задумавшийся Затворник, снова заметив перед собой Шестипалого, даже вздрогнул.
– Снова ты. Ну, чего тебе надо?
– Так. Поговорить хочется.
– Да ведь ты неумен, я полагаю, – ответил Затворник. – Шел бы лучше в социум. А то вон куда забрел. Правда, ступай…
Он махнул рукой в направлении узкой грязно-желтой полоски, которая чуть извивалась и подрагивала, – даже не верилось, что так отсюда выглядит огромная галдящая толпа.
– Я бы пошел, – сказал Шестипалый, – только они меня прогнали.
– Да? Это почему? Политика?
Шестипалый кивнул и почесал одной ногой другую. Затворник взглянул на его ноги и покачал головой.
– Настоящие?
– А то какие же. Они мне так и сказали – у нас сейчас самый, можно сказать, решительный этап приближается, а у тебя на ногах по шесть пальцев… Нашел, говорят, время…
– Какой еще «решительный этап»?
– Не знаю. Лица у всех перекошенные, особенно у Двадцати Ближайших, а больше ничего не поймешь. Бегают, орут.
– А, – сказал Затворник, – понятно. Он, наверно, с каждым часом все отчетливей и отчетливей? А контуры все зримей?
– Точно, – удивился Шестипалый. – А откуда ты знаешь?
– Да я их уже штук пять видел, этих решительных этапов. Только называются по-разному.
– Да ну, – сказал Шестипалый. – Он же впервые происходит.
– Еще бы. Даже интересно было бы посмотреть, как он будет во второй раз происходить. Но мы немного о разном.
Затворник тихо засмеялся, сделал несколько шагов по направлению к далекому социуму, повернулся к нему задом и стал с силой шаркать ногами, так, что за его спиной вскоре повисло целое облако, состоящее из остатков еды, опилок и пыли. При этом он оглядывался, махал руками и что-то бормотал.
– Чего это ты? – с некоторым испугом спросил Шестипалый, когда Затворник, тяжело дыша, вернулся.
– Это жест, – ответил Затворник. – Такая форма искусства. Читаешь стихотворение и производишь соответствующее ему действие.
– А какое ты сейчас прочел стихотворение?
– Такое, – сказал Затворник.
Иногда я грущу,
глядя на тех, кого я покинул.
Иногда я смеюсь,
и тогда между нами
вздымается желтый туман.
– Какое ж это стихотворение, – сказал Шестипалый. – Я, слава Богу, все стихи знаю. Ну, то есть не наизусть, конечно, но все двадцать пять слышал. Такого нет, точно.
Затворник поглядел на него с недоумением, а потом, видно, понял.
– А ты хоть одно помнишь? – спросил он. – Прочти-ка.
– Сейчас. Близнецы… Близнецы… Ну, короче, там мы говорим одно, а подразумеваем другое. А потом опять говорим одно, а подразумеваем другое, только как бы наоборот. Получается очень красиво. В конце концов поднимаем глаза на стену, а там…
– Хватит, – сказал Затворник.
Наступило молчание.
– Слушай, а тебя тоже прогнали? – нарушил его Шестипалый.
– Нет. Это я их всех прогнал.
– Так разве бывает?
– По-всякому бывает, – сказал Затворник, поглядел на один из небесных объектов и добавил тоном перехода
