ть… Ну горло болит! Апчхи! Да, я не буду выходить на балкон и смотреть на катькины окна. Обещаю! Все окна закрыты. Да… Я тоже тебя люблю, мам! Щас, посмотрю поздравление президента и лягу спать… угу! Да, я помню, что твоя красавица! Все, пока.
Я выключила сотовый и устало опустилась на диван. Да, как же, не буду смотреть на катькины окна и не выйду на холодный балкон. Пару минут я тупо пялилась в стену, не замечая ничего. Полгода назад я лишилась и мужа и лучшей подруги. Что тут скажешь… Бывает. Тяжелее всего то, что мы живем в одном доме. Балконы у нас на внутреннем углу дома сходятся краями, только я живу на третьем этаже, а Катька на четвертом. Летом болтали раньше, высунувшись в застекленные окна, а теперь вот это.
Тяжело вздохнув, поискав глазами шаль, я набросила ее на исхудалые плечи и, надев тапки, по привычке оставленные у балконной двери с прошлого раза, вышла в зимний холод, пристраиваясь на угол, чтобы окна были видны по косой. Сейчас зимой мало от этого толку, но ежевечерний выход на балкон вошел в привычку: чуть приоткрывать створку и смотреть в окна теперь уже соперницы, вслушиваться, словно напоминая себе о предательстве двух дорогих людей. Постояв так минут пять, я вернулась в тепло, вспомнив, что так и не выпила жаропонижающего, слыша разрывающийся на все квартиру свисток чайника. Поздравлений Президента ждать и смотреть не хотелось, оливье у меня не было, я легла прямо так, в домашнем трико и толстовке, на кровать, забывшись тяжелым сном, под убаюкивающее урчание Мурзика.
Разбудил шорох. Мурзик впускал в одежду когти, будя и беспокоясь. Прислушавшись, я разобрала тонкий скрип открывающейся балконной двери в соседней комнате. С ужасом вспомнила, что окно не закрыто, и меня тут же сковал страх. В доме чужой человек. Может вор или наркоман, а я совсем одна, с температурой и без сил.
В квартире повисла тишина, и, не помня себя, я плавно встала, сбрасывая Мурзика на пол, руки машинально взяли с полки вазу с толстыми стенками, холодящими пальцы. Прижала ее к себе. Я прислонилась к бетонной стене, оказавшейся неприлично ледяной, борясь с шумным дыханием и свербением глубоко в носу. Захотелось чихнуть. Непреодолимо. Сильно. Почти нестерпимо. На последнем издыхании я разинула рот и, когда незнакомец переступил порог комнаты, чихнула от души ему в самое ухо и обрушила на голову вазу.
Незнакомец пошатнулся, ухватился инстинктивно за дверной косяк.
Нужно было срочно добавить. С перепугу схватила первое, что попалось.
Задние лапы Мурзика.
Замахнулась под возмущенное шипение взлетающего кота и в кромешной тьме зашторенной комнаты нанесла по врагу мощный удар. Когти вонзились в лицо человека, кот завизжал, взвыл, изворачиваясь, руки сами выпустили его, мужчина рухнул на пол квартиры.
Снова воцарилась тишина.
Отдышавшись, я протянула трясущуюся руку в сторону и включила свет. Н-да, отличное завершение года.
На полу лежал молодой мужчина. В черных носках, джинсах, в пиджаке на голое тело. Светлые волосы аккуратно и коротко подстрижены, лицо нормальное не считая кровоточащих царапин на коже. Ну, прямо ангел.
Пару секунд я все еще ошарашенно на него пялилась, затем, схватив стул, перешагнула через лежащего и, подняв за плечи, заволокла на стул, усаживая. Метнувшись в коридор, нашла в шкафу бельевую веревку и связала незнакомца не хуже профессионального мастера шибари, полагая, что с ангелами только так и следует поступать.
После этого тяжело оперлась на косяк, не в силах пошевельнуться, чувствуя липкий пот, струйками текущий по ослабшей спине. Осталось только позвонить брату, пусть забирает «гостя» в ментовку и гордится: у нас в семье все воинственные. Я так и не смогла до него дозвониться, догадываясь, что Мишка элементарно выключил сотовый, чтобы его не вызвали на дежурство. Смирившись, пошла в ванную умыться.
Бледная, от черных волос черты лица, и так слишком заостренные худобой, смотрелись еще более острыми, и на фоне этой остроты рот казался алым, губы больше, чем обычно, а глаза, обычно темно-карие, посветлели, слегка зеленея вокруг зрачков. «Вылитая ведьма», подумала я, равнодушно отворачиваясь от зеркала.
***
Когда я вышла из ванной, чужак уже открыл глаза, приходя в себя, жмурясь и одновременно понимая, что обездвижен. Связан он был крепко. Сгруппировавшись, он напрягал мышцы, но руки и ноги надежно фиксировались веревкой и стулом. Не считая шишки на голове и странного жжения на лице, его тело, да и он в целом, были в порядке.
– Очухались?– спросила я, наблюдая его тщетные потуги и не без гордости осматривая дело рук своих.
Глаза ярко-голубые, прозрачные, а у наркоманов и алкашей они мутные. И взгляд у него цепкий, проницательный. Я никогда не оказывалась в такой ситуации. Никогда не привязывала человека к стулу. Не вела беседы под бой курантов и шумные тосты, несущиеся сквозь новогодние мелодии из соседских квартир. Было в этом что-то нереальное. Или это температура
