ивающий в трущобах на окраине города. С потолка так называемой квартиры, где проживал Василий вместе со своей многострадальной семьей, постоянно сыпалась штукатурка и текла вода, грозящая залить гнилую проводку безвольными нитями свисающую со стены. Из туалета, где так любил посидеть старый, безумный Вовкин дед, отчаянно смердило, там никто уже не убирался лет эдак двадцать, да и зачем было прибирать, если сквозь щели потолка постоянно сочилась моча соседей живших этажом выше, которые в силу обычно бухого состояния не могли попасть в очко сортира, а может, попросту не желали.
Попало Вовке за сданные в тайне от отца бутылки и купленного на копеечную выручку хомячка, которого сожрал пришлый котяра прячущийся на продуваемом всеми ветрами и омываемом дождями чердаке. Вовка было запустил камнем в наглого кошака, но промахнулся и попал в голову соседке – Нюрке, работающей крановщицей там-же где и его отец и постоянно матерящуюся с ним не только на работе, но и дома.
Так уж не повезло Вовику, ему вообще обычно не везло. Фарт он свой потерял упав лет пять назад с черемухи и сломав башкой скамейку- любимое место тусовки всех окрестных алкашей, коими являлось абсолютно все население полуразваленного двухэтажного барака.
А Вовка так хотел хомячка! Он бы его кормил тараканами обильно ползавшими по пожелтевшим от времени и местами отвалившимися обоями. Но видно не судьба…
Сверху послышались шаркающие шаги, невнятное бормотание, а затем раздалось журчание сливаемой жидкости. Это опять выйдя на крыльцо мочился сосед дядя Коля- слесарь пятого разряда. Был он очень сентиментален и любил выйдя вечером на крыльцо барака поглядеть на закат и излить залитую пивом душу. Вовка сидел тихо, чтобы ненароком не испугать дядю Колю. Дядя Коля был доброй души человек, он частенько ловил голубей, отрывал им головы и угощал Вовку. Покурив стоя на крыльце и кинув напоследок камень в окно старухе –стукачке, Николай, завершив тем самым ежевечернюю процедуру, удалился.
К запаху сырости и гниющих помоев витающему под лестницей примешался запах готовящегося борща несущийся из разбитого окна вовкиной квартиры находящейся на первом этаже, прямо у входа в подъезд. В желудке у Вовчика зажурчало, жрать хотелось сильно, да и от долгого сидения под лестницей в скрюченном положении затекли ноги и спина. Но грозная тень отца вовчика маячащая в отроческом сознании, не давала распрямиться, давя авторитетом подкрепленным каждодневными порками сопровождающиеся отборным матом. Наконец чувство голода, поборовшее чувство страха, мощным пинком под зад выкинуло пацаненка из-под крыльца.
На кухне Вовчик застал туповатую сестренку которая закатив глаза грызла деревянную ложку монотонно подвывая словно размороженный холодильник. Мать, не замечавшая обычного поведения дочери, молча раскладывала еду по тарелкам. В животе Вовчика полным ходом шло танковое сражение, периодически из него доносились звуки лязгающих гусениц, урчание двигателей. И вот перед ним оказалась тарелка с плавающей в супе куриной конечностью схожей с рукой отощавшего человека. Вид этого жорева разбудил в Вовке воспоминания, в его многократно сотрясенной черепной коробке из царящего там тумана, медленно локализовывались видения давно минувших дней…
Была студеная зима, пятилетний Вован как обычно сидел с пацанами в коллекторе теплотрассы и грел кровь вдыхаемыми парами бензина. Вдруг сверху послышался торопливый топот, в люк колодца посыпался снег и ввалился Говниш – младший брат Вовчика по имени Кеша. В глазах его метался страх, руки тряслись, а рот судорожно хватал воздух, Говниш был перевозбужден.
– Чего ты, а, чего? – Вася-Псих ударил ладонью в лоб Говнишу.
– Папка, дядьку зарубил- проговорил Кешка- топором по башке…
– Ни хрена себе…– воздухе повисло молчание, идти и проверять правдивость Говниша ни кому не хотелось
Вован, медленно выползая из бензинового угара, представлял себе страшную картину…
В лучах зловеще алеющего заката по свежему белому снегу улыбаясь, медленно шел розовощекий дядька, а за углом дома спрятался страшный папка, его черное, небритое лицо выражало безумную решительность, на лезвии топора зажатого в грязных заскорузлых пальцах, отражалось кровавыми отблесками заходящее солнце. Словно в замедленной съемке дядька медленно подходил размахивая руками. Также медленно поднимался топор над головой отца, и вот словно лавина стремительно обрушился на улыбающуюся голову мужика.
Кровь, хлынувшая фонтаном из раны, залила снег вокруг, лицо и руки отца. Дядька вцепившись пальцами в окровавленные волосы разрубленной надвое головы продолжал улыбаться. Отец отборно матерился по поводу забрызганной кровью телогрейки. И тут мужик, повернув голову с торчащим из нее топором, увидел его, Вовчика, и направился к нему, ощерив клыки и выставив перед собой залитые кровью руки. Вовка попятился, но споткнувшись, упал, кровоточащая голова мужика нависла над ним, из раны прямо на Вовку стекали мозги. Вовчик не выдержал и заорал…
– Слышь, ты че,
