ее имя ей не подходит. Она призналась, что и сама не любит собственное имя. Тогда он сказал, что знает, какое имя ей подойдет. И назвал ее Лапочкой. Она улыбнулась. Он тоже. Но он готов продолжить игру. Интересно, помнит ли она разговор про собак. У ее свекрови живет семилетний мопс. Собаку подарил Лапочке на день рождения ее муж. Муж! Ладно, вчера это было неважно, не очень коробит и сегодня. Что с собакой? Пса она обожает. Его зовут Бобби. Песик так уютно лежит на ее коленях, когда она приходит к свекрови в гости. И он сказал, что хотел бы побывать на месте Бобби. Бобби Старшим. Она рассмеялась. Потом он пригласил ее на медленный танец и провел рукой по ее бедру, нащупывая трусики. Она сжала его руку и сказала:
– Бобби Старший, так делать нельзя. Накажу…
Он набрал на телефоне ее номер.
– Алло…
– Привет, Лапочка. Это Бобби Старший, если помнишь такого…
– Конечно, помню. А еще помню, что Бобби Старший обещал сегодня морскую прогулку…
Такой приятный голос! Голос очень важен. Для него. Голосом можно обманывать и защищаться. В обоих случаях он кажется неестественным. Голландская Лапочка была естественной, и, хотя он чувствовал себя виноватым, ему едва удалось сдержаться от радостного вскрика:
– Не получилось! Извини, Лапочка – проспал! Но я могу исправить свою оплошность ужином у моря! В прибрежном ресторанчике! Поужинаем, а заодно пообщаемся без посредников в лице твоих подруг!
– Ужин? – переспросила она. – Это хорошо. Если честно, очень хочется кушать.
– Так, может, не стоит откладывать и я заеду за тобой прямо сейчас? – все еще на радостной инерции крикнул он.
– Давай. Я живу…
Она продиктовала свой адрес. Это было где-то за городом, но расстояния его не пугали. Он немедленно принялся собираться. Джинсы, рубашка – все должно быть идеально чистым и отглаженным. Запах – он побрился и надушился. Еще пара-тройка загадочных выражений лица для форсу – их он наспех потренировал уже перед уходом, заглядывая боком в зеркальные двери огромного шкафа, когда несколько раз возвращался в квартиру – сначала за ключами от машины, потом за документами и, наконец, за деньгами. Так начинался второй день их знакомства, который он помнил не менее отчетливо, чем предыдущую ночь…
Однако если опять же соразмерять тот день с грядущей очумелой волной, то, наверно, о нем можно было рассказать совсем по-другому. Он вообще-то почти и не спал. Ее лицо, как вживленный в память чип, не покидало его воображение, мешая заснуть повышенным давлением. А еще он думал, что напрасно обманул ее и сказал, что ему тридцать два года. Он привык говорить неправду и соврал ей машинально. Как будто это что-то значило для нее. Впрочем, он сказал ей неправду не в привязке к сиюминутному значению. Исключительно интуитивно он врал на будущее, потому что был уверен, что они обязательно встретятся еще раз. Но когда
