происшествий, как правило, нет. Как только стрельбы, жди сюрпризов. То бомба не сойдет, пиропатрон забыли сунуть, то реактивный снаряд в трубе застрянет. А как-то люк пушки закрыть забыли. Захлопнуть, захлопнули, а винты, фиксирующие закрытие, не провернули. Так и взлетел, а как по целям отработал, люк и открылся. А он непростой, мало того, что в бок открывается, внешне ковш напоминает, площадью в полтора квадрата, так еще бронеплитами обшит, а когда самолет на стоянке стоит, то от кромки люка до земли сантиметров пяти не хватает. Вот и как при таком раскладе самолет сажать? Малейшая неточность и потерять его можно, не говоря о летчике. Аэродром замер, полеты отбили, самолет кружит, топливо вырабатывает. Пожарные машины, скорая помощь, все в полной готовности. Ждем, затаив дыхание. Пятьдесят метров, десять, пять, касание. От удара люк встает на место, намертво прилипая краями. Ни ломом вскрыть, ни автогеном вырезать. Повозиться пришлось.
Полеты, полетами, а тревога всегда некстати. Правда, если ранним утром, то в плановые полеты перейдет. А вот после полетов, особенно в субботу, когда одни уже на грудь принять успели, другие вроде меня под горячий душ забрались, точно не в тему. Ревун ревет, душу вынимает. Времени волосы сушить нет, отсчет пошел. Шапку на голову и в зимнюю ночь. От общаги до инженерного домика минут десять трусцой. Бежишь, мысли всякие в голову лезут: зачем подняли, тревога учебная или боевая, что вешать, надолго ли? В домике ЦУ получаешь и к самолету, расчехлять, проверять, снаряжать, запускать. Все до автоматизма отработано. Чехлы и заглушки снять, вокруг самолета кружок оббежать, пощупать, понюхать, кабину проверить, бомбы подвесить. При необходимости подвесные баки топливом залить да ЖПС заполнить. Пока самолетом занимаешься, специалисты один за другим подтягиваются. Каждый свое проверяет, каждый свою отметку в журнале ставит. Готов, готов, готов. Самолет к вылету готов. Летчиков нет, значит, полетов не будет.
Иду Андреичу докладывать. Тот на стоянке самолета Сергея-академика перед топливозаправщиком (ТЗ) в задумчивости стоит, голову чешет, что-то под нос себе бормочет, карандашом по бумажке чиркает. «Что случилось?» – спрашиваю. «Да, не пойму, – отвечает. – В подвесной бак 800 входит, а тут, если верить датчику, вторая тонна пошла. С чего бы это?» На дворе ночь, слабое мерцание фонаря стояночного да подсветка заправочного щитка. В метре от ТЗ лишь слабые очертания самолета. «Постой тут», – говорит мне Андреич и растворяется в ночи. Через минуту возвращается обратно, матерясь в полголоса. Оказалось, что водитель ТЗ, сдавая задним ходом на полутемной стоянке и строго следуя командам пьяного Академика, задним бортом зацепил носовую часть левого подвесного бака. От удара хвостовик бака отвалился. Потерю «дна» Серега не заметил, открыл крышку бака и начал заправку. В итоге больше двух тонн керосина ушло в снег в полном смысле этого слова. ЧП замяли, но после этого по субботам тревог больше не было.
