tle>Предисловие – оправдание
Из черной бумажной тарелки радио: «Война, война…» С лязгом замков открывается дверь, и в нашу коммунальную квартиру входят папа и мама. Они пришли с рынка, в руках сумки с продуктами. Я, радостно припрыгивая, бегу к ним и голосом, полным восторга и счастья, кричу: «Война, война!» Папа побледнел, бросил сумки-авоськи и сразу куда-то ушел.
Это первое, что я помню в жизни…
«Вообще-то я люблю повспоминать, поговорить. И есть что вспомнить. И первое молодежное кафе в Москве организовал – “Синяя птица” называлось (“На всю Москву знаменитая джаз-площадка была”, – Игорь Бутман, великий наш саксофонист), и первую делегацию американской молодежи, в Москву в “оттепель” приехавшую, принимал, и отставку Хрущева весьма своеобразно встретил, и КВН на вершину нашего телевещания вместе с коллегами поднимал (одиннадцать выговоров от министра за это схлопотал), и с Муслимом Магомаевым вместе телефильм снимали, и один час восемнадцать минут в Сантьяго де Куба с Фиделем Кастро наедине беседовал (“Пусть это будет личным фактом вашей биографии”), и о возможности путча за два месяца до ГКЧП в аналитической записке власть предупреждал (за что позднее меня следователь КГБ допрашивал), и Ирине Хакамаде содействовал депутатом Госдумы стать, и Лужкову достоверную информацию исследованиями своими добывал, и Этический кодекс российских чиновников, разработанный мною, пять раз в Госдуму вносился (и пять раз обратно выносился), и мои публицистические опусы, которые наше общество будоражили…
Да многое еще есть что вспомнить!»
И слушают меня родные, друзья, знакомые и разные прочие люди и говорят: «Пиши! Пиши воспоминания. Интересно, полезно, нужно!» И авторучки дорогие дарят с надписью на пеналах «Для мемуаров».
Может быть, и нужно… Но что-то не тянет меня свою жизнь описывать. Думаю, и читать-то о жизни (даже и интересной) не столь уж замечательного человека, в отличие от серии ЖЗЛ («Жизнь замечательных людей»), – не много любителей найдется. У каждого человека есть что вспомнить из прожитого, у многих найдется и нечто выделяющее их из обыденного потока жизнепрохождения обыденных людей. И все это печатать? И все это читать? Упаси бог!
Ну а если не просто повспоминать разные события своих прошедших дней (пусть даже в чем-то и общественно любопытных), а включить в этот событийный ряд свое понимание их, свои представления, размышления о том, что они являют собой в общем контексте бытия в конкретный период времени конкретного поколения людей? Вот это действительно может быть занимательно.
Наберусь нахальства назвать свою жизнь интересной и по событиям, о которых упомянул уже, и по потенциалу человека, который прожил (и проживает!) в ней. Не впустую же прошло то, что я столько лет профессионально изучал филологию, историю, философию, социологию, политологию, психологию.
Прошел всю вертикаль образования в СССР: школа, институт, академия, аспирантура, докторантура. Двадцать один год обучения! И только очного! Правда, первый мой зять, который не одолел и одного курса института, говаривал: «Для того чтобы стать образованным, разным людям необходимы разные сроки обучения». В чем-то это, может быть, и правильно, но жизнь убедила меня, что все-таки недаром я столько времени учился, а затем в меру своих сил пытался что-то свое сказать и в науке, и в общественной публицистике. Чем убедила?
Да тем, что и книги, что я написал, читают (раскупают же!), и статьи в центральных журналах и газетах дискуссию возбуждают, на некоторые мешки писем в редакции приходят, и по учебникам моим учатся (даже самиздатом их с моего сайта печатают), и учеников у меня уйма (одних аспирантов около полусотни защитилось, и докторов наук в свет выпустил тоже немало), да много еще что по этому поводу сказать можно.
Скажут: «Расхвастался, товарищ! Нескромно это». Да, есть немного. Но не в оправдание, а в объяснение напишу несколько слов по поводу скромности (вот уже и первое отступление-размышление).
Скромность – прекрасная черта характера человека в его общении с людьми. Нескромных порицают – и правильно делают. Это в застольной компании, в беседах за жизнь. В быту.
Скромность же ученого означает его ограниченность в научной деятельности, а то и просто неспособность к ней. Ну что, если бы Коперник думал: «Разве можно великому Птолемею перечить, его теорию движения небесных тел опровергать?» Или Лобачевский из-за скромности не посягнул бы на евклидову геометрию и так бы и не создал свою неевклидову.
Боже меня упаси сравнивать себя с научными титанами! Я и просто ученым стесняюсь назваться. На вопрос: «Чем занимаетесь?» – отвечаю: «Научный работник, педагог, публицист». И в то же время считаю нормальным говорить о том, что нового внес в этику, в социологию, гордиться тем, что попал за это в серьезные российские и зарубежные энциклопедии.
Конечно, не только образование и научная деятельность дают мне право на «вишенку на торте» – некоторую особливость
