который он не сможет или не захочет делить с другим таким же и жертвовать им ради какого-то интимного права. Когда свобода сексуального общения станет узаконенной, если не желанной, то принудительно-обязательная эта форма социальной необходимости будет обязательной формой гармонии человечества. В таком мире без таких храмов, как моя хата, обойтись будет нельзя. В каждом доме мегаполисов могут существовать такие же комнаты, как филиалы, где каждый по праву сможет заказать интимное общение того или иного уровня и, удовлетворив свой интерес, вернуться в свой мир существования.
– Ну уж это если не бред, то полный Содом с Гоморрой, а, нравится не нравится, суть не в этом, я уже говорил, для меня Храм любви – это не просто звук словесного величия. Я бы в действительности не хотел его суть превратить во что-то, похожее на бордель храмовой любви или свободы любовного общения. Правда, вы каким-то чудом предполагаете, что в одно мгновенье можно превратить даже хлев в храм, и считаете, что это возможное будущее. Повторюсь, храм – это всё-таки что-то душевное и святое, – в раздумьях от охвативших сомнений возражал Арабес.
Тут он вспомнил, что в своих замыслах проекта храма любви тоже пытался обдумать подобную идею, но так, чтобы у людей лилась не кровь страсти, а кровь души, вместо крови военной вражды, в борьбе с которой потерял много здоровья и был на грани смерти. Однако подобную страсть он в своём храме любви видел лишь на основе душевной гармонии, чтоб люди притягивали, а не отталкивали друг друга делами и мыслями. Он стал рассказывать ей о своих замыслах, и она с нескрываемым любопытством слушала его. После завершения повествования она неожиданно призналась в том, что они солидарны в неком понимании храма одной крови и духа.
– Вот видите, мы с вами в некотором плане душевные родственники, даже образом и энергией мыслей едины, хоть в чём-то и расходимся, – заметила она. – Я не зря на вас глаз положила. Выходит, идея храма любви витает не только в моей голове, а и в вашей.
– Да, наверно, – отвечал он. – Каждый человек вправе иметь свою религию и строить свой храм в душе и для души, но любое личное должно быть согласовано с благородным желанием. Недаром говорят: где сердце твоё, там и храм твой. Но этот храм не должен быть страхом для других. Мир убеждений, с которыми человек живёт и которые являют его смысл и кредо жизни, – это тоже храм его души. Дорогой в этот храм всегда является борьба между «хочу» и «могу», где «могу» – это не физическая, а душевная, возможно, сила. Как ни парадоксально, но думаю, что и сердечный дар самовыражения, как колокол этого храма, всегда должен звать людей за собой и являться целью и смыслом жизни.
– Похоже, вы где-то учились красиво говорить. Мы проще. Хорошо бы ещё так же красиво умели любить, делать и отдаваться страсти. Говорят, то и другое вместе – редкость, – продолжала она настаивать на своём утверждении. – Разум и страсть, как красота и святость, в любви мирно не всегда живут. Большинство женщин хочет,
