пришлось отказаться. Мы с Хохлом перебрались к орехам поближе, и минут пять под лещиной раздавалось щёлканье, хруст и наше дружное чавканье.
– Слышь, Рэбэ, – спросил меня Хохол. – А орехи это пища кошерная?
– Не знаю.
– Как это, ты не знаешь? – не унимался Хохол. – Ты ж еврей. Должен знать. Любой еврей кошерную пищу от некошерной отличать умеет.
– Я – русский еврей. Да и вообще я не еврей. У меня отец еврей, а мать русская. Если бы наоборот…
– То ты бы сейчас арабов мочил в секторе Газа. Или они тебя.
– Я бы сейчас по миру разъезжал со скрипичными концертами. Дурак, не слушал своего папу-скрипача… Ну, всё, – я встал и поправил автомат за спиной. – Завтрак окончен. Пора в путь-дорогу.
И тут мы услышали эхо далёкого взрыва. Потом ещё одного. А потом ещё три взрыва прогремели почти одновременно. Звуки взрывов донеслись со стороны покинутого нами лагеря.
– Пять, – сказал Выкидыш, и у него затряслись губы.
– Пять взрывов – пять казарм, – проявил чудеса смекалки Хохол. – Пипец нашему лагерю…
– Всех взорвали! – Выкидыш чуть не плакал. – Спящими.
– А ты чего ждал? – спросил я со злостью. – Ты думал, что они будут дожидаться пробуждения двух десятков тренированных злодеев вроде нас с тобой?
Выкидыш не счёл нужным мне отвечать или не смог ответить. Лицо его застыло и стало похожим на восковую маску со стеклянными неживыми глазами. Я отчётливо увидел печать смерти на его лице и понял, что наш доблестный Викинг не жилец, что обречён он на скорую смерть. И ещё я подумал о том, что в спецотряд Выкидыш попал совершенно случайно. Ну и дурак! Ему бы чем-нибудь мирным заниматься, часовым мастером работать или шеф-поваром. Мы-то в спецотряде не по случаю оказались, мы контракт подписали, как само собой разумеющееся. Судьба у нас такая. А куда нам ещё, ежели не в пекло? Мы все – солдаты удачи, а удача приходит не часто. Мы не знаем, когда умрём и надеемся, что ещё не завтра, но смерть уже давно нас облюбовала и только ждёт удобного момента, чтобы прибрать нас к себе. Вряд ли кто из нас умрёт дома в окружении членов семьи. Да и семей то у нас нет и быть не может. Мы сами выбрали такую судьбу, а может, и не выбирали ни черта, может, просто кому-то нужно, чтобы по Земле бродили злые, жестокие и неприкаянные отморозки вроде нас, убивающих за деньги. Для баланса. В противовес праведникам.
Я прислушался к себе: жаль ли мне погибших в лагере? В зачерствевшей моей душе была пустота. Нет, мне не жаль их. А почему я должен горевать об их смерти? Они – не дети неразумные, они – солдаты удачи, такие же, как мы. Только нам повезло, а от них удача отвернулась. Минуту назад… И не обязан я себя в этом винить! Каждый из них сделал свой выбор. Каждый. А как нас учили? Каждый сам отвечает за свою жизнь. Человек человеку – волк. И не Носорог нам эту истину в головы вбил, мы её сами открыли. Давно. Когда от пуль уворачивались и в окопах от них прятались, когда пайку свою добывали, чтобы с голода не подохнуть, когда выбор между жизнью и смертью делать приходилось…
