Сидоров, услышав шушуканье бомжей у себя за спиной, увидев их взгляды и суетливое, скачкообразное мельтешение одноногого афганца-беженца.
– Старшим тебя хочу сделать, Ляксеич, – отвечал Окрошка, – старшим над всеми нами.
– Зачем это?
– Без старшего нельзя, Ляксеич. Никак нельзя. Перессоримся мы все без твоего мудрого руководства. Перегрызёмся насмерть.
– Так ведь раньше у вас никакого старшего не было. Как же раньше-то вы жили?
– А так и жили. Кто во что горазд.
Сидоров почесал макушку и пробормотал задумчиво:
– Да-а-а. Не может русский человек без руководства жить. Царя-батюшку ему подавай, мудрое руководство. Иначе ляжет и лежать будет, неизвестно чего ожидая… Ну, что ж? Попробую себя в должности императора всея развалин.
– Чего говоришь? – не расслышал Окрошка.
– Согласен, говорю. Собирай Вече народное.
Собрались все. Обсуждения, как такового, не было. Бомжи сразу после короткого вступительного слова Окрошки и представления всем известного кандидата принялись кричать:
– Любо! Ляксеича на царство!
Не поймёшь: то ли в шутку кричали, то ли всерьёз, то ли, одноногий их так научил.
С этого памятного дня кучка «искровских» бомжей должна была начать постепенное превращение в более или менее организованное сообщество – такая была программа у Сидорова, и он торжественно донёс её до собравшихся.
– Любо! – кричали бомжи, – Теперь у нас всё, как у людей будет! – До избрания Сидорова они себя, по-видимому, за людей не считали.
Окрошка был на верху блаженства. Отведя Сидорова в его новые апартаменты, он торжественно заявил:
– Теперь, Ляксеич, можешь на работу не ходить. Народ, тутошние бомжи то есть, тебя кормить обязаны. Как старшего над ними, начальника и благодетеля. А я всегда при тебе буду находиться. Тока кликни, и я на трёх ногах мигом прискачу.
Сам-то он, Окрошка, тоже наверняка на работу ходить не собирался. Но Сидоров тут же его огорчил:
– В поиск я буду ходить, как и раньше ходил. Я – здоровый мужик, и сам себя прокормить в состоянии. В нашей жизни бомжовой преференций ни для кого, по определению, быть не может. Уразумел?
– Чегой-то? Каких таких перфораций?
– А таких! Руководство нашим сообществом я буду осуществлять во внерабочее время. На общественных началах, так сказать. И ты губу не раскатывай. Завтра кем наряжаешься – беженцем или воином-интернационалистом?
Окрошка надулся, как мыльный пузырь, даже радужные пятна на щеках и лбу появились, и ушёл. Но через полчаса поскрёбся в дверь приёмной, лично установив этим некую субординацию, и когда Сидоров разрешил войти, сказал:
– Ты, Ляксеич, мужик мудрый. Всё правильно рассудил.
Окрошка был тёртым калачом и понимал: с начальством надо
